Слова произвели желаемый эффект. Словно получив удар под дых, Безупречный стал ловить ртом воздух. Ярость достигла невыносимых пределов, но в тот момент ему пришлось сдержать свой гнев. Операторы поспешили атаковать его, взяв крупный план. И его замешательство демонстрировали на большом экране со всех возможных ракурсов. Надо сохранить спокойствие и сконцентрироваться на выступлении, которое предстоит ему позже. Эрике тоже ничего не оставалось, как проявлять стоицизм.
Миха застыл, не веря своим ушам. Единственная мысль молнией промелькнула в его мозгу: я этого не писал, я этого не писал. Последняя строфа была новой версией Ганнибала, его личным творчеством, исказившим текст и замысел Михи ради грязной цели. Михе повезло, что выступление на этом закончилось: он был не в состоянии продолжать. Слыша бормотанье толпы, он кожей чувствовал боль унижения, которую сейчас испытывает Эрика. Эта боль сковала его позвоночник и лишила сил управлять своим телом. Миха лишь надеялся, что она поймет: не его рука писала эти чудовищные строки.
Местами в зале раздавались аплодисменты: публика не была единодушна. Затем трансляция прервалась на рекламную паузу.
Миха сошел со сцены словно в тумане. Ганнибал выглядел так, будто ничего не произошло. Как только оба ушли за кулисы, к ним подлетела помощница ассистента художественного руководителя:
— Вы... для вас это конец, это уже слишком. Вас специально предупредили, что нельзя исполнять эту песню. Больше вас никогда не пригласят выступать на вручении «Соре». Черт возьми, вам не разрешат присутствовать здесь даже в качестве зрителя.
Ганнибал просто повернулся и взглянул ей в глаза. Напуганная его взглядом, она отошла, продолжая злиться молча.
— Йо, хорошее шоу, чувак, — сказал Ганнибал Михе.
— Хорошее шоу? Что ты несешь? На хрена тебе это понадобилось?! — заорал на него Миха.
— Ты же сам хотел, чтобы я прекратил затянувшуюся драму с Безупречным. Ну, я и нашел способ: эффективно, как удар кувалдой.
— Ты ненормальный. Ты ненормальный, чувак. С меня хватит этого дерьма. Я ухожу. Ты прекрасно импровизируешь, и с остальными текстами тоже сам справишься.
— Не понимаю, что такого я видел в тебе. Ты слабохарактерный, как баба. Так глубоко засунул голову себе в задницу, что не видишь самых простых и ясных вещей.
— Что бы ты ни говорил, ты просто больной ублюдок. И мне тебя искренне жаль, чувак.
— Пожалей самого себя, ниггер. Ты даже не существуешь. Ты всего лишь жалкий фон. Вся шумиха поднялась сегодня из-за Быка. Не смей жалеть меня, ниггер. Бык непотопляем, он всегда будет на вершине мира.
На этом разговор был окончен. Миха бросил микрофон и ушел, а Ганнибал молча смотрел вслед своему младшему брату.
42Шоу подошло к концу, но вечер был в самом разгаре. Победители и побежденные, работники индустрии, участники радиобитв и зрители — все были сегодня здесь: выпивали, делились сплетнями, флиртовали. Это была вечеринка для своих, организованная студией «Краун», одно из обычных мероприятий, устраиваемых после каждого шоу, — но на этот раз народу собралось больше обычного. Похоже, здесь были все: Сталин со своими ребятами сидел за столиком в углу, Гевара болтал с Эбони, обсуждая возможное сотрудничество, мини-Гитлер и парни из Гестапо в большом количестве приехали с Юга. Был здесь и Трухильо с Латинской Мафией. Они переговаривались о собственных делах, но в течение вечера нет-нет да и всплывала тема Безупречного и Ганнибала.
Безупречный сидел в сторонке с телохранителем и Хеннесси. Он улавливал шушуканье за спиной. Ганнибал выставил его на посмешище, но он не единственный виноват в случившемся. Не он писал эти мерзкие слова. Был и другой, чье имя вызывало отвращение у Безупречного и оставляло во рту горечь похуже, чем от абсента. Этот мерзавец осквернил чистоту его дорогой девочки, а Безупречный только и мог сидеть и молча смотреть, как ее насиловали у всех на виду, словно рабыню в доисторические времена. Хорош защитник. Теперь он жалел, что не нанес Ганнибалу ответный удар во время собственного выхода.
Эти мысли прожигали ему мозг, а неосязаемая трещина продолжала парить в воздухе прямо перед ним. Вообще-то теперь она превратилась в дыру, небольшую дыру, стоявшую перед глазами, куда бы он ни поворачивал голову. Демоны перестали посещать его с тех пор, как появилась трещина, превратившаяся затем в дыру. Он ненавидел этих существ, когда они только начали его навещать: прозрачные аморфные фигуры, менявшие облик и походившие то на людей, то на животных, то на амебы. Они принимали любые формы, постоянно превращаясь во что-то другое. Но сейчас он обрадовался бы им как старым друзьям, лишь бы не видеть дыру: недостижимую и неосязаемую, словно конец существования.
— Поздравляю, ты добавил еще три награды к своей коллекции, — произнес Хеннесси, пробудив его от тяжелого сна наяву.
Единственное, что Безупречный смог сказать в ответ:
— Чертов ублюдок!
— Понимаю, ты расстроен. А зря... Теперь миллионы жаждут услышать твой ответ. Они сгорают от желания узнать, каков же будет твой следующий шаг. И новый трек разлетится в миг, словно горячие пирожки. Поверь мне, тебе сейчас не повредит все, что подстегнет продажи.
— Два миллиона проданных дисков тебя не устраивают?
— Это неплохой результат, но куда хуже десяти миллионов.
— Деньги — единственное, что тебя волнует в жизни?
— Конечно.
— Похоже, нравится мне это или нет, но пока я связан контрактом, я буду всего лишь твоим рабом. Но кто знает, быть может, я скоро умру и обрету свободу вместе со смертью.
— Не понимаю таких слов, Безупречный. Рабство в нашей стране отменили много лет назад. А впрочем, позволь объяснить тебе одну маленькую истину. Мы все рабы в этом мире, брат. Белые, черные, желтые или какие там еще — все мы лишь рабы нашей судьбы, и не важно, верим мы в нее или нет.
Свободу мы обретаем, лишь примирившись с оковами и приняв свое предназначение и свою сущность. Я принял свою участь: я бизнесмен. И это сделало меня свободнее. А ты должен смириться с тем, что ты артист.
— Это все лажа, Хеннесси! — парировал Безупречный. — Это хрень, которую внушают рабам, чтобы легче было командовать ими и водить на веревочке. И потом, ты же вроде был деистом. Ты говорил, что не веришь в судьбу. Или я что-то путаю? «Напиши свою жизнь, как тебе нравится», — так ты мне тогда сказал?
— Ладно, Безупречный. Поступай как знаешь. Верь во что угодно. Только скажи, как ты обретешь свободу, все время называя себя рабом? Подумай об этом. И знаешь еще что? Я давно пришел к этой мысли. В твоем романе я главный злодей, ведь так? А почему? Потому что я белый, я начальник и люблю деньги. Я не собираюсь извиняться за то, какой я есть. Никогда этого не делал и сейчас не буду. Но запомни одно: твоя жизнь началась с той самой нашей встречи. Я сотворил тебя, Безупречный. Сделал своим главным приоритетом. Номером один. Я помог тебе завоевать мир. Благодаря мне о тебе напишут десятки книг. А без меня ты так и остался бы мальчишкой, состязающимся в остроумии в уличных перебранках. Какую книгу жизни ты написал бы без меня?
