— Я перенесу тебя на кровать, — сказал Яков; голос у негодрожал от волнения.
— Нет, не надо, — прошептала Мэгги.
Она хотела оставаться подле Якова, ибо чувствовала, что ееждет. В соседнем зале уже укрывали белыми скатертями тела Юфимии и Сибиллы.Служанки и фрейлины плакали, Яков слышал их рыдания, и сердце его рвалось начасти.
Кэтрин и Энн всего лишь пригубили вино, но и они чувствовалитакую боль, словно наглотались битого стекла. Сестры, охваченные ужасом, ждали,что с ними будет дальше.
Глаза Мэгги сомкнулись, лицо прояснилось и навек застыло.Яков уложил тело любимой на кровать и накрыл белой простыней. Поцеловав ее вщеку, он опустился на колени и положил голову на подушку рядом с ее; егоширокие плечи затряслись, и сестры услышали, как король рыдает.
Остаток дня Яков провел рядом с телом Мэгги, отказываясь отпищи и питья; никто не решался подойти к нему...
Энн два дня недомогала; организм ее боролся с ядом. Вечером,когда ей рассказали о горе, в котором пребывает Яков, она поднялась с постели ина дрожащих, подгибающихся ногах по темному коридору прошла в комнату, где надтелом Мэгги неусыпно бодрствовал Яков.
Слезы подступили к глазам Энн при виде горя, в которомпребывал этот сильный и властный человек. Казалось, он не заметил девушку дажепосле того, как она опустилась на колени рядом с ним. Веки у него покраснели ираспухли, лицо покрылось щетиной; казалось, что он на грани помешательства.
— Милорд! — тихо обратилась Энн.
— Выйдите отсюда! Оставьте меня одного...
— Не могу, сир. Я пришла, чтобы подготовить Мэгги впоследний путь.
— Нет!
— Сир, Мэгги опечалилась бы, увидев вас сейчас... Неужели выне любили ее, и поэтому лишаете права быть погребенной, чтобы душа ее моглаобрести покой?
Укор проник в сердце Якова, и он перевел свой лихорадочныйвзгляд на Энн. Рука его выскользнула из руки Мэгги, и король поднялся.
— Что вы знаете о моей любви к ней! — прорычалон. — Что вообще осталось хорошего в моей жизни после того, как рукаизверга похитила ее у меня?!
— Да, сир, но как быть с Мэгги? Неужели вы предоставите еетело тлению на земле? Разве она заслужила это? Мэгги ушла от нас, но онаостается в вашем сердце, милорд. Отдайте ей последнюю почесть!
Голос Энн звучал тихо и проникновенно.
— Не могу, — задыхаясь, сказал он. — Не могу. Как мнежить, если рядом не будет ее — ее улыбки, ее тепла, ее любви?! Немогу...
— Поймите, сир, немногим суждено испытать такую любовь, чтосоединила вас и Мэгги, пусть даже на столь короткое время. Сохраните ее! Ипозвольте нам предать останки Мэгги земле!
Последние слова Энн прорвались сквозь рыдания, и Яков понял,что Энн страдает вместе с ним, что есть человек, способный понять и разделитьто горе, которое грозило раздавить его. Протянув девушке руку, он медленно оселна пол; Энн опустилась на колени рядом с королем.
— Я виноват в том, что она лишилась жизни, — прошептал Яков. — Они хотели убить меня, но промахнулись, воти все. Ведь обычно Мэгги завтракала наедине со мной!
Потом он долго молчал и, продолжая держать Энн за руку,незаметно погрузился в спасительный сон. Задолго до рассвета Яков проснулся иподнял голову, чувствуя некоторое облегчение.
— Вы сидели так всю ночь? — спросил он Энн.
— Вы нуждались во мне, сир, — просто ответила девушка.
— Я так ее любил...
— Да, милорд. Я знаю.
Яков повернулся к ней и понял, что Энн говорит правду.
— И что же мне тогда остается?
— Быть королем!
Он глубоко вздохнул.
— Да... вероятно, вы правы. У вас такое же чуткое и доброесердце, как и у нее, леди Энн...
— Я просто желаю мира вашей душе, милорд. Вы разрешитепозвать девушек, чтобы мы смогли собрать Мэгги в ее последний путь?
Яков долго молчал, затем медленно поцеловал холодные губыМэгги и встал.
— Хорошо... Спасибо за все, леди Энн... Вы можете обращатьсяко мне в любое время.
Яков повернулся и побрел из комнаты. Энн молчасмотрела ему вслед, и сердце у нее сжалось: Яков мог стать добрым ивеликодушным королем, но полюбить вновь — никогда.
Пятью днями позже Яков Стюарт, поднявшись из кресла, подошелк окну. Солнце уже садилось, и в нескольких милях отсюда, в Дамблейнскомаббатстве, служили мессу по Мэгги Драммонд.
Ее могила была средней: справа и слева обрели свое последнеепристанище ее сестры. В ушах короля все еще звучало пение над могилой любимой.Страна притихла, потому что Яков отдал приказ: никаких празднеств, никакихпиров — ни по случаю крестин, ни по случаю свадеб — в ближайшие тримесяца.
Энн благодарила судьбу за дарованную отсрочку, хотя имучилась из-за того, что невольно пользуется следствиями трагедии. Ей хотелосьдать знать обо всем Эндрю — ведь он уверен, что она вот-вот будет обвенчана.
Джеффри Спэрроу, не отрываясь, смотрел на ходившего покомнате Эндрю, так изменившегося за это время. Тот был вне себя, и причинойгнева стал его собственный король. Получив в руки улику против изменников,Генрих Тюдор и его советники мудрили и колдовали над условиями будущегодоговора с Яковом. Дни становились все короче, и Эндрю не находил себе места:через два дня Энн будет обвенчана!
— Эндрю, сядь. Что толку метаться, все равно дело от этогоне ускорится.
— Черт возьми, дружище, неужели ты не понимаешь? Времени неостается, времени! Для Энн время отсчитывает последние часы. Она лишиласьпоследней надежды. Если бы только можно, было, хоть как-то повлиять на Яковаили Мак-Адама, остановить свадьбу. В конце концов...
Он осекся от стука в дверь.
— Войдите, — крикнул Джеффри.
Вошедший человек по очереди поклонился Джеффри и Эндрю.
— Только что прибыл гонец из Шотландии, сэр Джеффри. Онговорит, что имеет срочное сообщение для вас.
Эндрю и Джеффри обменялись взглядами.
— Немедленно зови, — приказал Джеффри.
Гонец оказался юношей, едва державшимся на ногах отизнеможения.
— Новости? — спросил Джеффри Спэрроу.
— Да, сэр. Важные известия из Шотландии.
— Ну?!
— Яков в трауре, три месяца он никого не принимает.Государственная жизнь в стране на ближайшее время замрет.
— В трауре? — резко переспросил Эндрю. Холодок предчувствияпробежал у него по спине. — По кому траур?
— По леди Мэгги Драммонд, сэр.
