Рис. 178. Примеры застройки земельных участков и планировки самостоятельных кварталов, рекомендуемые к применению в застройке в 1930 г. Проекты. 1928–1929
Рис. 179. Примеры застройки земельных участков и планировки самостоятельных кварталов, рекомендуемые к применению в застройке в 1930 г. Проекты. 1928–1929
Рис. 180. Примеры застройки земельных участков и планировки самостоятельных кварталов, рекомендуемые к применению в застройке в 1930 г. Проекты. 1928–1929
Рис. 181. Примеры устройства (в условиях отсутствия централизованных технических систем) локального печного отопления, уличных туалетов, уличных ледников коллективного пользования для хранения продуктов питания, кладовок для угля и дров и т. п. Проекты 1928–1929 гг., рекомендуемые к применению в застройке в 1930 г.
Рис. 182. Примеры устройства (в условиях отсутствия централизованных технических систем) локального печного отопления, уличных туалетов, уличных ледников коллективного пользования для хранения продуктов питания, кладовок для угля и дров и т. п. Проекты 1928–1929 гг., рекомендуемые к применению в застройке в 1930 г.
Коммунальное заселение являлось главным регулятором проектирования нового жилья: «квартира, намеченная на одну семью, должна давать возможность приспособить ее под заселение двумя семьями или выделить из нее одну из комнат для одинокого». Поэтому «необходима изоляция каждой комнаты (вход из передней или коридора) и возможность удобной и разнообразной комбинации по две комнаты в квартирах, имеющих три или четыре комнаты»[544]. В итоге 2-комнатные квартиры со средней площадью 46,81 кв. м рассчитывались на вселение двух семей (при норме около 9 кв. м/чел.) или одной большой семьи и одинокого человека (всего 4–5 чел.), а при норме заселения 6,3–6,7 кв. м/чел. давали возможность вселять до 7 человек; 4-комнатные квартиры площадью 50,5–66,8 кв. м предполагали заселение двумя семьями (всего 6–8 чел. при норме заселения 8,4–8,6 кв. м/чел.), а при норме заселения 6,3–6,7 кв. м/чел. позволяли вселять до 10 человек.
Авторы сборника учитывали реальную обстановку в обеспеченности жилищем, которая в среднем по стране составляла в этот период 5,9 кв. м на чел.[545], но при этом сильно колебалась – от 6,3 кв. м в провинциальных городах[546] (в Москве – 5,2 кв. м[547]) до 4,5 в большинстве остальных и даже до 1,5 кв. м – в таких фабрично-заводских центрах, как Иваново-Вознесенск, Богородск, Никола-Павловск (Урал), Калужское бумажное предприятие и пр.[548] Поэтому планировки квартир, представленных в сборнике, предусматривали заселение их не только по перспективной норме в 9 кв. м, но и по текущей (так называемой временной) – 6 кв. м/чел.
В этот период, следуя постановлению «О жилищной политике», местные Советы всеми доступными им средствами подталкивали жилищные кооперативы к проектированию и строительству коммунального жилища – домов переходного типа, домов-коммун и пр., то есть домостроений с помещениями для коллективного пользования и общественного обслуживания. В определенной степени этому способствовало полученное рабоче-заводской жилищной кооперацией право целенаправленно использовать 5 % от суммы средств, ассигнованных на жилищное строительство, на постройку культурно-бытовых учреждений – детских яслей, садов, красных уголков, прочих общественных служб[549].
Жилищная кооперация, воплощавшая идеи города-сада, существовала на самой дальней периферии интересов советской власти. Ее права приносились в жертву всегда, когда оказывались в противоречии с главными целями советской градостроительной и жилищной политики – материально-производственным прагматизмом и формированием ведомственного жилого фонда для размещения трудовых ресурсов, обслуживавших промышленность. Конечно, советская власть боролась не с городом-садом как таковым, а с появлявшимся в результате реализации этой идеи вневедомственным, «персональным» жилищем, выпадавшим из-под системы тотального контроля над людьми со стороны разветвленной системы органов, управлявших государственным жилым фондом: квартуполномоченных, старост квартир, управдомов, комендантов, домовых комитетов, районных управлений недвижимых имуществ, городских жилищных отделов и т. д.
Самим фактом своего происхождения, независимого от государственной градостроительной и жилищной политики, поселения-сады жилищной кооперации вызывали у власти большое раздражение. Как следствие, во всех тех случаях, когда появлялся предлог их ликвидировать, это делалось, невзирая на судьбы людей, остававшихся без крова. Например, кусок земли, на котором больше десяти лет располагался уже упоминавшийся нами поселок Сад-город жилищного кооператива работников Самарского железнодорожно-ремонтного завода (Сажерез), вдруг понадобился для расширения завода и строительства барачного поселка для размещения новых заводских рабочих. В 1934 г. юридическая сторона вопроса рассматривалась на уровне городских властей. В результате Самарский горисполком принял решение: «В связи… со строительством завода Сажерез прилегающие к нему площади земли поселка Сад-город являются неотъемлемыми участками завода Сажерез, и на основании постановления СНК СССР от 04.03.1929 г. договор между кооперативом «Сад-город» и городским отделом коммунального хозяйства считать расторгнутым. Закрепить участки на территории поселка Сад-город за заводом Сажерез для временного барачного и капитального строительства»[550]. И таких случаев было очень много.
