— По-олучится, — заверил заика.
— А ну, давай, ударь меня.
— А за генерала бы отдал? — неожиданно спросил Михаил.
— За генерала? Отдал бы! — Без раздумья ответил Виктор Владимирович.
— На, получай! — в отчаянии крикнул Михаил, влепляя «обидчику» крепкую оплеуху.
ВВ устоял, но ответно схватил Михаида за грудки, сделал подсечку, и они оба покатились по земле. То один сверху, то другой… Невинный в начале разговор перерос в некрасивую потасовку.
На выручку спешили охранники, бежала и Анна.
— Мальчики… Витя… Миша… Витя… — Анна подбежала первой, попыталась разнять дерущихся. — Прекратите! Прекратите немедленно. Я прошу вас. Да что ж это такое….
Подскочила охрана, сразу пятеро. Дерущихся с трудом растащили по сторонам.
— Ишь ты, руки он её захотел, — дёргаясь в руках крепких охранников, шипел «Змей-Горыныч». Охранники не столько его держали, сколь заслоняли, отряхивали при этом пыль с его одежды. — Я покажу тебе — «руки»…
Другие охранники, трое, один сзади «Михаила» схватил за шею на удавку, двое других руки заломили.
— Ага, получил, чистоплюй двуличный, получил? — дёргался заика, стараясь вырваться. — Ещё получишь!
Один из охранников, тот, что впустил когда-то заику на территорию, сначала замахнулся на Михаила, прикрикнув:
— Заткнись, ты, урод кастрированный! Ты на кого руку поднял, бомж несчастный. Н-на! — хха, хха… несколько раз бьёт лжеКонева коленом и кулаком в живот, поворачивается к «хозяину». — Виктор Владимирович, разрешите, мы ему мозги вправим…
— Не трогать! — Неожиданно кричит Виктор Владимирович. — Отставить! Я сам. Это наше дело.
Охранник теряется, недоумевает. Они все в растерянности. Ситуация нештатная.
— Но ведь он же вас…
— Пошли вон! Отпустите его. Меня отпустите.
Анна, в слезах, умаляет.
— Витя, мальчики, успокойтесь. Что с вами? Вы в синяках все. Вымазались. Оба. Не отпускайте их. Держите.
Дикая картина, неприятная. К тому же детский вопль…
— Отпустите его! Он хороший! — увёртываясь от рук Анны, мальчонка влетает в круг, подбежал к «заике», громко рыдая, стучит кулаками по бёдрам охранников, выше достать он не может. — Отпустите. Отпустите.
— Дениска, Денис! — кричит Виктор Владимирович. — Ты что? Ты не понял.
Охранники «хозяина» отпускают, но Михаила держат надёжно, крепко.
ВВ бросается к Дениске, подхватывает его на руки, прижимает к себе.
— Ты не понял, родной, ты не понял. Он плохой, он нехороший.
— Нет, он хороший. Не троньте его. Ма-ама! — мальчонка тянется руками к Анне, ревёт, размазывает по лицу слёзы.
Мама? Анна его мама?! Анечка! Анюта!!
Богданов передаёт племянника сестре, тяжело дыша, отряхивает брюки, косится на оторванный грязный рукав своей некогда белой рубашки, говорит сестре:
— Ты представляешь, он твоей руки захотел. Этот ханурик, сволочь. Ему в дурдоме после Афгана надо сидеть. Дениска, родной, не плачь. Всё хорошо, всё хорошо!
Михаил в долгу не остаётся.
— Дениска, не плачь! — тоже, успокаивая, просит мальчонку, и в сторону ВВ с болью и обидой. — Тебе тоже там надо быть, дурак двуличный. Братом ещё прикидывался, земляком. Какой ты земляк, ты торгаш с рынка. Помидорами тебе торговать, а не слово матери держать.
Ещё недослушав, лицо ВВ искажается злобой, он вновь бросается на Михаила, но его перехватывают охранники. Дениска ещё громче рыдает. Оба противника безуспешно бьются в руках охранников.
— Витя, ты что? Какой руки? Миша? О чём вы? — не понимая, спрашивает Анна. — Дениска, сынок, успокойся, мама с тобой. Я здесь!
Конев кричит ей:
— Я вашей руки у него попросил. Я люблю вас.
Анна замирает.
— Моей руки…
— Нет, я сказал! Нет. Никогда! Нет! — Рычит ВВ, и тоже пытается вырваться. — Отпустите меня. Я ему добавлю.
— Ага, до-обавит он, — тяжело дышит Михаил, кривится, зло сплёвывает. — Сопли вытри, салага.
— А-а-а… — из груди обиженного «брата» вырывается бессильный громкий стон. Его почти на весу уже держат охранники.
— Виктор Владимирович, за ворота его? — услужливо спрашивает один из охранников, явно подсказывая решение проблемы. — Выкидывать? Мы ему там…
— Дядя Миша-а-а… — Рыдает Дениска…
— Нет, я сказал, — рвётся из рук «хозяин». Но бойцовский пыл его уже вроде прошёл. Нервные всполохи только в голосе отражаются. — Идите по местам… Все идите! Мы сами разберёмся.
«Михаила» это уже не интересует, он смотрит на Анну, спрашивает её. Для всех это звучит полным диссонансом с ситуацией, для Анны похоже тоже.
— Аня, а ты согласна?
Анна теряется, бормочет:
— Миша, мальчики, я ещё…
ВВ перебивает ответ сестры, не даёт закончить, но и на заику не бросается, хотя вполне свободен. Михаила с боков ещё держат.
— Нет, Анна, нет! — ВВ вплотную подходит к заике, почти нос к носу склоняется, пальцем тычет в грудь. — Короче, так, Михаил, за генерала бы — да, за тебя — нет. Всё. Свободен, старлей. Разговор окончен.
— Слово офицера? — совсем что-то непонятное для охранников спрашивает заика. Причём совсем не заикаясь.
— Слово офицера! — Бросает ВВ.
— Подождите, а меня вы спросили? — прижимая к груди Дениску, со слезами на глазах, гневно спрашивает Анна.
— Я спрашиваю, — немедленно отзывается Михаил, выглядывая из-за головы её брата. — Я! Я!!
Не поворачиваясь на голос сестры, ВВ, в упор глядя в глаза «наглеца», с нажимом произносит ему:
— Нет, я сказал, Аня! Пусть генералом станет! Ха-ха… Тогда и поговорим.
50
Самоволка? Побег?!
— Что? Вы что?! Как вы допустили? Вы это… как? — Отбрасывая от себя рапорт дежурного офицера, внешне грозно, на самом деле испуганно, вскричал полковник Ульяшов, исполняющий обязанности командира гвардейского ракетно-артиллерийского полка дивизии особого назначения, вскакивая и наклоняясь над столом. Дежурный офицер ожидал нечто подобное, лицом не изменился, оно итак у него давно готово было, знал с чем идёт на доклад, в струнку вытянулся, руки по швам, умолк, глядел командиру в переносицу. Только лицо и красные уши говорили о понимании тяжести возникшей «на полку» проблемы, и его к ней сопричастности тоже, к сожалению. Пусть и косвенной, но — всё же.
— Как это?! Вы что, майор… Как это нет солдата в полку? Куда вы смотрели? Куда командир дивизиона майор Бердников смотрел, куда ротный? Вы всё проверили? Точно? Куда он девался? Кто такой, чей, откуда? С оружием? Когда?
