«Ненадолго», разумеется, оказывается всем остатком дня, на который Максин застревает на крыше. Едва она всякий раз порывается уйти, случается новый мини-кризис, установщики, контролеры, смотрители здания, и со всеми нужно спорить, затем являются «Новости очевидцев», что-то снимают, затем еще адвокаты, вплывают в кадр и выплывают из него поздно просыпающиеся пикетчики, фланёры и искатели сенсаций, у всех есть мнение.
В том филонском углу дня, когда слишком обескураживает даже смотреть на часы, Марка, будто вспомнив, что поднялась сюда искать ключи, нагибается и подымает какой-то колпачок с резьбой, обветренно серый, два – два с половиной дюйма диаметром, там и сям вмятины, какая-то полустертая надпись маркером. Максин прищуривается.
– Это что, по-арабски?
– Какой-то вид у него военный, нет?
– Считаете…
– Слушайте… вы не против, если мы покажем это Игорю? У меня интуиция.
– Игорь может быть чем-то вроде преступного серого кардинала, вам с этим норм?
– Помните Крихмана, трущобовладельца?
– Еще бы. Когда мы с вами познакомились, вы его пикетировали.
– В какой-то момент пару лет назад, из бизнес-мотивов несомненно, Игорь его невзлюбил, отправился в Паунд-Ридж, запустил в бассейн Доктора пираний.
– И они навсегда стали лучшими друзьями?
– Сообщение дошло, Доктор прекратил, и воздерживался впредь от чего бы то ни было, и с тех пор вел себя очень благовоспитанно. Поэтому я стала считать Игоря эдаким добрым мобстером, для кого недвижимость – просто побочка.
Встречу они проводят в «ЗИЛе», по пути через Манхэттен от одной махинации к другой.
– Еще б, привет из прошлого, деталь пусковой установки «Стингер». Крышка от резервуара охлаждения батареи.
– В вас стреляли из «Стингеров», – достаточно предупредительно замечает Максин.
– В меня, в моих друзей, ничего личного. После того как мы ушли из Афганистана, «Стингеры» остались у моджахедов, попали на черный рынок, многие обратно скупило ЦРУ. Я устроил несколько сделок, ЦРУ было плевать, сколько платить, можно было получить до $150 000 за чпок.
– Это было давно, – грит Максин. – А сейчас они еще ходят?
– Навалом. По всему миру, может, 60, 70 000 единиц плюс китайские подделки… В Штатах не так много, отчего эта вот штучка интересная. Ничего, если спрошу, – где вы это нашли?
Марка и Максин обмениваются взглядом.
– Что тут повредит? – предполагает Максин.
– Вообще-то, когда в последний раз кто-то так говорил…
– Сами же знаете, что хотите мне сказать, – сияет Игорь.
Они говорят, включая быстрый синопсис дивиди.
– И кто это видео слепил?
Выясняется, что у Реджа с Игорем тоже были дела. Впервые познакомились они в Москве, где-то на пике безумия по усыновлению русских младенцев в США, когда Редж снимал пригодную малышню для штатовских педиатров, которые их осматривали и давали рекомендации потенциальным родителям. Из-за возможности мошенничеств мысль была не просто заставлять деток сидеть перед камерой и позировать для крупных планов, но действительно что-то делать, например, тянуться к предметам, перекатываться или ползать, а это означало для Реджа некоторую режиссуру или, на худой конец, дрессуру.
– Очень симпатичный молодой человек. Высоко ценит русское кино. Познакомился с ним на Горбушке, он там скупал дивиди килограммами, сплошь, конечно, пиратство, но никакого Холливуда, только русское – Тарковский, Дзига Вертов, «Дама с собачкой», не говоря уже про величайший мультик, что когда-либо сняли, «Ежик в тумане» (1975).
Максин слышит конвульсивные всхлипы и заглядывает на переднее сиденье – там Миша и Гриша, оба со слезами на глазах, нижние губы дрожат.
– А им, э-э, он тоже нравится?
Игорь нетерпеливо трясет головой:
– Ежики, это русское, не спрашивайте.
– А надпись на колпачке от батареи, что там говорится, можете прочесть?
– Пушту, «Бог велик», может, настоящая, может, подделка ЦРУ, чтоб походило на моджахедов, прикрыть какую-нибудь их собственную проказу.
– Ну раз вы сами об этом упомянули, вот еще…
– Давайте ваши мысли прочту. Нож Спецназа, да?
– С летающим лезвием, которым якобы прикончили Лестера Трюхса…
– Бедный Лестер. – У него на лице странная смесь сострадания и предостережения.
– Ой-ёй. – И вот еще одна связочка, логично. – История с ножом – подстава, как я понимаю.
– Спецназ не пуляет в людей ножами по воздуху. Спецназ ножи метает. Баллистический нож – оружие для чайника, никаких навыков метания, боится подойти ближе, хочет избежать шума от выстрела. И… – сделав вид, будто колеблется, – …лезвие, которое из Лестера вытащили, ОК, мой многоюродный работает в центре на Пласе Полиции, он его в реквизиторской там видел, поди знай. Блядь, да подъебка это тотально, нет даже клейма Восточной марки, может, китайское, может, еще дешевле. Будем надеяться, однажды я вам больше расскажу, но пока это не то, что Кремешки зовут страницей прям из истории. Пока слишком много отступных надо платить.
– Чем вам будет удобно поделиться, Игорь, конечно. Тем временем, что нам делать с другим оружием? С хай-тековым, на крыше? Предположим, там на нем часы тикают?
– Не против, если я еще дисочек посмотрю? Просто из ностальгии, вы же понимаете.
26
Звонит Корнелия и, как грозилась ранее, хочет идти за покупками. Максин рассчитывает на «Бергдорф» или «Сакс», но вместо них Корнелия залучает ее в такси, и не успевает она опомниться, как они движутся к Бронксу.
– Мне всегда хотелось пошопить в «Лёманне», – объясняет Корнелия.
– Но вас же нипочем внутрь не пустят, потому что вы… вас должен сопровождать кто-нибудь еврейской национальности?
– Я вас оскорбляю?
– Ничего личного. Немного истории, только и всего. Вы же понимаете, я надеюсь, что это уже не легендарный «Лёманн». Тот переехал, еще в, я не знаю, конце 80-х?
Когда Максин и Хайди еще ходили в девочках, магазин по-прежнему располагался на Фордэм-роуд, и каждый месяц или около того матери брали их туда учиться покупать вещи. «Лёманн» в те дни преследовал политику «никаких возвратов», поэтому угадывать все нужно было с первого раза. Чисто учебка. В тебе отрабатывались дисциплина и рефлексы. Хайди пристрастилась к этому так, словно в предыдущей жизни была суперзвездой швейной промышленности.
– Такое чувство, что, странное дело, я тут дома, вот кто я на самом деле, не могу этого объяснить.
– Я могу, – сказала Максин, – ты маньяк-покупатель.
Для Максин это было не так космично. Примерочной недоставало приватности, тогда такие любили называть «коммунальными», толпились женщины в различных стадиях неодетости и замашек, примеряя одежду, половина которой им не подходила, но они все равно бесплатно предлагали модные рекомендации всем, кто хоть отдаленно, казалось, в них нуждался, а это означало всех. Как в школьной раздевалке Джулии Ричмен, только без зависти и паранойи. И вот теперь эта БАСПиха в жемчугах хочет снова втащить ее во все вот это вот.
