Подбородок ее задрожал, и я поняла, что она сейчас заплачет. Но я уже направлялась к двери с гордо поднятой головой. Я не собиралась брать свои слова назад. Нет ей прощения.
– Ну, если ты так считаешь, – закричала она мне вслед, моментально восстанавливая свое легендарное самообладание, – тогда снимай этот чертов костюм, который ты у меня взяла, и можешь проваливать домой в своем нижнем белье.
– Хорошо. Я так и сделаю. – И я действительно так и сделала: сняла костюм и перешагнула через него в своих грязных туфлях.
– И это ожерелье! – вопила она. – Или ты забыла, что ожерелье тоже мое?
– Забирай! – рявкнула я. – Оно все равно мне никогда не нравилось. – Я бросила тонкую золотую цепочку поверх смятого костюма. – Мне тебя жалко.
– Это ты жалко выглядишь здесь.
– Нет, это ты, – отозвалась я. – Это ведь ты не можешь жить без наркотиков. Нюхаешь, нюхаешь, нюхаешь. Ты даже трусы не можешь надеть утром, не вынюхав дорожку.
– Могу, – возразила она. – Я употребляю наркотики только когда отдыхаю.
– Ага. А нюхнула ты, перед тем как я поднялась сюда, видимо думая, что мы с тобой будем веселиться вместе, да?
Она быстро оглянулась на кофейный столик, где лежала одна из ее кредитных карточек у пакетика с белым порошком.
– Это не твое дело. Ты бы и сама нюхала, если бы не была такой неудачницей. Если бы у тебя хватало на это денег.
– А у тебя хватает на это денег?
– У меня, если ты забыла, есть успешно действующее артистическое агентство.
– Которое купил тебе твой папочка, – усмехнулась я.
– Я все сделала сама, – ответила она с негодованием.
– Ты никогда ничего не делала сама, Мэри. Тебе всегда кто-нибудь помогал в жизни. Если бы я родилась в такой семье, как у тебя, то уже руководила бы страной, а не каким-то там идиотским понтовым агентством.
– Да, конечно, – огрызнулась она. – Ведь в твоей жизни не было ничего хорошего, да? У тебя не было стабильной семьи, за которую я бы отдала все. Если бы у меня были такие родители, я, может быть, и не принимала бы наркотики.
– Мне стыдно за тебя, – усмехнулась я, надевая накидку и плотно в нее заворачиваясь.
– Нет, это мне стыдно за тебя. Это ведь у тебя даже нет своей нормальной одежды.
– Мне не нужно прикрывать жирную задницу модельными брюками, – сказала я ядовито.
– Зато мне не придется идти по Ноттинг-Хилл голой, – всхлипнула она и, зарывшись лицом в пиджак брошенного костюма, открыла наконец все шлюзы.
– Я не голая, – ответила я на прощанье. Но я действительно вышла из квартиры Мэри только в нижнем белье и в накидке, которую я взяла у Харриет. Впрочем, с таким же успехом я могла бы быть абсолютно голой, потому что накидка представляла собой шелковое новомодное кимоно, а не обычный плащ, и мне было жутко холодно, несмотря на то что был август (очень английский август). Но, по крайней мере, я удалилась с гордо поднятой головой. – Да! – погрозила я кулаком широким окнам Мэри. – У меня еще осталась гордость.
В тот момент я еще не знала, что у меня возникли неприятности с машиной Харриет, которую, спеша застать Мэри до появления Брайана, я припарковала в спешке так плохо, что именно в эту минуту ее грузили на муниципальный эвакуатор.
– Что вы делаете? – пропищала я лысому мужчине, который смотрел, как поднимают в воздух «мерседес» Харриет, не особенно заботясь о том, что ржавые цепи могут поцарапать дорогую краску.
– Это ваша машина, дорогуша? – спросил меня мужчина, явно удивившись моему наряду. Я посильнее запахнулась в накидку.
– Нет. То есть да. Да, это моя машина. Опустите ее.
– Мы не можем этого сделать, милочка. Мы уже начали ее поднимать. Если уж мы начали поднимать машину… так, то мы не можем опустить ее вниз, пока не привезем ее на штрафную площадку. Если бы вы пришли сюда хотя бы две минуты назад, то вы могли бы сесть в нее и остановить нас. Тогда бы мы не могли ее тронуть. Если бы вы были в машине… так. Если бы, конечно, у вас не случилась авария и вы бы не попросили об этом. Но сегодня вы чуть-чуть опоздали, не повезло.
– Но вы даже не поставили блок! Как вы можете увезти ее, если вы даже не поставили блок? Я была наверху всего десять минут. Почему вы не выписали мне штраф сначала? Вы меня не предупредили.
– Мы никого не обязаны предупреждать, когда видим, что машина неправильно запаркована. Два фута от двойной желтой линии, не говоря уже о том факте, что она стоит поперек автобусной полосы. А у вас, дорогуша, права-то есть? Вам повезло, что мы не можем арестовать вас за опасное вождение.
– Отлично. Большое спасибо, – саркастически ответила я. – Послушайте, может, вы ее опустите? Пожалуйста? Она же практически еще на земле. Ее проще поставить, чем поднять. Поставьте ее. Я вас прошу. Сделайте это для меня. Я никому не скажу, что вы это сделали.
Его взгляд лениво обежал меня с головы до ног, что заставило меня еще плотнее завернуться в накидку.
– Хорошо, а почему я должен опустить машину для вас? А что мне с того будет? – Он облизнулся. Я скрестила руки на груди. – За помощь вам у меня могут быть неприятности. Они мне не нужны.
– Вы совершите добрый поступок, – сказала я. – Послушайте, мне надо в больницу. – Я быстро пыталась что-нибудь придумать. – Мою тетку увезли в больницу с хроническим аппендицитом, а я ее единственная родственница в городе.
– Ну-ну. Я уже не в первый раз такое слышу, – сказал транспортный пастырь и так же, как и я, скрестил руки на груди.
– Пожалуйста. Она действительно больна. А вдруг она умрет или что-то с ней случится, пока я с вами говорю? Я никогда себе этого не прощу. – Мои глаза стали наполняться слезами, что, должно быть, прибавило моему рассказу убедительности, потому что другой очкастый парень, управлявший погрузкой, выглянул из окна и сказал:
– Да ладно, Боб. Я могу позвонить в управление и сказать, что машина уехала еще до нашего приезда сюда. Я им еще не докладывал, что мы ее грузим.
– В таком случае за вами должок, – сказал Боб, тыча жирным пальцем в мою голую ключицу. – Поэтому мне нужен ваш телефон, чтобы его получить.
– Да, конечно, – радостно ответила я, решив, что, как только колеса харриетовского «мерседеса» коснутся асфальта, я дам ему номер телефона Мэри. Хотя вряд ли это научит ее быть хорошей подругой.
– Но нам сначала нужно взглянуть на ваши водительские документы, – сказал очкарик. – Мне нужно убедиться, что машина принадлежит вам, прежде чем мы отдадим ее.
Я закусила губу:
– У меня с собой ничего нет. Но раз у меня есть ключи, понятно, что это моя машина. Могу я потом показать вам документы?
– Боюсь, что нет. Нет документов – нет машины. Вернитесь в квартиру и принесите документы, а мы пока поставим машину. – Он явно считал, что я только что вышла из своей квартиры.
