Мои пальцы сжимаются сильнее. Они уже покраснели.
— Почему нет? — повторяю я.
— Можешь идти. — Отец не поднимает глаз. Его ручка царапает бумагу так сильно, что едва не оставляет отметки на деревянной столешнице. — Я не желаю обсуждать эту тему с тобой.
Я поднимаюсь и хватаюсь за подлокотник кресла.
— А я желаю! Посмотри на меня.
Он не поднимает глаз, и что-то во мне ломается. Отчаяние, боль, пренебрежительное отсутствие отца…
— Проклятье, отец, посмотри на меня!
Впервые за этот год он поднимает глаза, чтобы встретиться со мной взглядом. Они у него холодные, виноватые и… печальные.
Он быстро отводит взгляд.
— Ты так на нее похожа.
Его голос дрожит, а я потрясенно смотрю на него. Я никогда не думала, что могу быть похожа на матушку. Я высокое, нескладное создание с копной медных кудряшек, которые невозможно укротить. Моя мама была красавицей. Она не двигалась, а скользила, легкая, как перышко. Ее волосы были всегда тщательно уложены, а кожа оставалась идеально белой. У нее никогда не было веснушек, в отличие от меня. И она называла мои поцелуями ангелов.
Отец потерял ее, а теперь вынужден жить с дочерью, которая никогда не станет ею. Я бледное эхо женщины, которую он любил больше всех на свете. Я постоянно напоминаю ему о потере. О нашей общей потере.
Я говорю то единственное, что могу сказать:
— Мне тоже ее не хватает.
— Я знаю, — шепчет он.
Горе уничтожает и переделывает нас. Мы должны были стать ближе, когда погибла матушка. Ее смерть заставила меня понять, как легко утратить любимых, которые могут исчезнуть навеки.
Я разворачиваюсь, чтобы уйти, потому что если не уйду, то снова попытаюсь подбежать к отцу, обнять, вцепиться в него, как делала, когда была ребенком. Он всегда отталкивал меня. Всегда.
— Прощай, отец, — вместо этого говорю я, уходя. — Наслаждайся своей поездкой.
Позже той же ночью я сижу с Киараном у камина в своей спальне — он в кожаном кресле, а я на кушетке. Я устала от долгих часов, проведенных в попытке вычислить ключ к печати.
— Это наше прощание? — спрашиваю я.
Я слишком много сегодня прощалась. Чуть раньше я смотрела, как отец садится в экипаж и уезжает, как обещал. Я никогда не чувствовала себя такой одинокой.
— Я не прощаюсь, — говорит Киаран, глядя в огонь.
— Слишком сложно?
Его губы чуть дергаются в улыбке.
— Только с теми, кто достоин прощания.
— Что они с тобой сделают? — спрашиваю я. — Если ты окажешься в холмах вместе с ними, они…
— Кэм, — прерывает он, — не порти этот момент.
Я смотрю на Киарана, на прядь волос, спадающую ему на лоб. Он убирает ее за ухо длинными изящными пальцами.
«Останься со мной».
Не знаю, почему мысль о том, что я его потеряю, наполняет меня таким горем, но это так. Я слишком многое уже потеряла.
— Уходи из битвы до того, как я активирую устройство, — говорю я. — Как сделал тогда. Я поймаю их, запру, и мы сможем охотиться на остальных вместе, как делали раньше.
— Это обратная сторона бессмертия, Кэм. — Он смотрит на меня, изучает мое лицо. — Ничто не бывает «как прежде». Все меняется. Кроме меня.
— Наверняка многие люди хотели бы для себя того же.
— Потому что они не понимают, что это означает на самом деле.
Он поднимается и опирается ладонями о каминную полку. Огонь очерчивает его тело, окутывает золотым свечением.
— Знаешь, почему sìthichean больше всего жаждут именно человеческой энергии?
— Нет.
— Потому что она горит так ярко. Человеческий пульс с его жизненной силой и бесконечная, компульсивная потребность цепляться за жизнь… Один только вкус отправляет нас в смертность, которой нам иначе никак не испытать.
— А ты когда-нибудь хотел быть человеком?
Он смотрит на меня.
— Вот об этом, — говорит он, — меня никогда раньше не спрашивали. — Я жду, что он продолжит, но Киаран выпрямляется и говорит: — У меня есть кое-что для тебя.
— Ответ на мой вопрос?
Он улыбается.
— Подарок.
— Подарок? — Киаран не дарит мне подарков. Я тут же становлюсь подозрительной. — Что это?
— Цветы.
Я моргаю.
— Правда?
— Нет. Я могу принести его или ты предпочтешь вместо этого засыпать меня вопросами?
Две минуты спустя он возвращается с маленьким сундучком под мышкой и чем-то сияющим в кулаке.
Сияющий предмет он перебрасывает мне. Это очень легкий золотой диск в форме звезды в диаметре чуть больше моей ладони. Прекрасно обработанный, гладкий металл с тончайшей гравировкой, похожей на символы печати. Он меня просто завораживает!
— Эти символы означают, что он заряжен моей силой, — говорит Киаран. — И пока я жив, мои способности в твоем распоряжении.
Я пораженно смотрю на него. Он отдает мне свою силу?
— А это не ослабит тебя? Зачем ты это делаешь?
— Сложись обстоятельства по-другому, ты была бы достаточно натренирована, чтобы использовать собственные внутренние способности, — говорит он. — Но в нашем случае просто нет времени. Не волнуйся обо мне.
Киаран протягивает руку, и диск поднимается над моей ладонью, плывет к нему. Повинуясь движению его пальцев, сила вспыхивает, и звезда превращается в два одинаковых клинка, в ножи с длинными узкими лезвиями, очень похожие на те, что Киаран берет с собой на охоту.
Я хватаю ножи, проверяя их вес, и обнаруживаю, что они поразительно легкие. Лезвия серебряные, тонкие, почти прозрачные. Золотые рукояти украшены символами, которые оплетают их, как лоза. Я осторожно пробую пальцем одно из лезвий. Идеально заточено. Это самое прекрасное оружие из всех, что я когда-либо держала в руках.
Киаран берет у меня нож и подбрасывает его в воздух, а потом ловит за рукоять.
— Видишь, как легко их метать? К тому же они блокируют силы sìthichean. — Он снова подбрасывает нож, и в этот раз тот парит в воздухе над его ладонью, а затем превращается в звездчатый диск, похожий на изначальный, только меньше. Киаран передает его мне. — Вот. Прикоснись им ко второму лезвию.
Я прикасаюсь звездой к оставшемуся ножу. Сила течет из обоих предметов, и они сливаются в большую звезду. Металл снова гладок в моей ладони.
Это так поражает, что я забываюсь на миг.
— Спаси…
— Не говори этого! — прерывает он.
