Домики выглядели чистыми и опрятными, забор между приусадебными садами и полем, по которому он бежал, был низким, сделанным из металлической сетки. Купер бежал вдоль забора, высматривая потенциальное убежище. Он видел, что в домах были люди, но не много. Маленький ребенок, игравший в саду возле одного из домов, слегка испугался, когда Дональд пробегал мимо.
Дом в конце улицы показался ему заброшенным. Быстро оглядевшись, нет ли свидетелей, Дональд перекувырнулся через забор, выбил дверь кухни ногой и сосчитал до пяти. Ничего.
Один точный удар – и дверь распахнулась. Купер был в доме. Никаких признаков жильцов. Он был доволен. Он ни на секунду бы не замешкался, если бы пришлось убивать, но эта перспектива его не прельщала. Ему не хотелось убивать безоружных гражданских людей.
Он обвел взглядом помещение. Опрятная кухонька. Дональд заметил связку ключей от автомобиля, висевшую на стене возле плиты.
Тридцать секунд спустя Купер уже сидел за рулем «вольво», сдавая задним ходом по подъездной дорожке чистенького пригородного домика. Дональд Купер не любил тянуть кота за хвост.
Глава пятьдесят вторая
Они метались по кухне, разбросав мебель, срывая с партнера одежду и вцепившись друг в друга с такой силой, будто от этого зависела жизнь каждого из них.
Майлз часто видел подобные сцены в фильмах, но сам ни в одной из таких не участвовал. Это было очень забавно.
Эти двое людей, женщина, которая все никак не могла проснуться, и мужчина, который не имел чувств, ввергали друг друга в неистовство страсти. Сердце Майлза готово было выпрыгнуть из груди, когда он наконец очень-очень медленно вошел в Анну, лежавшую на спине на кухонном столе. Она выдохнула с животной страстью, что заставило уже и без того заведенный разум Майлза полностью потерять ощущение происходящего. Его руки схватили ее маленькие груди, и Анна отозвалась, рыча от удовольствия, выгнулась и прижалась к нему. Происходило настоящее, с полным проникновением, соитие. И звучал примерно такой диалог:
– Ты грязная свинья. Ты трахаешь меня.
– И собираюсь трахать тебя всю жизнь.
– У тебя такой большой член.
– Твое влагалище очень узкое.
– Не кончай пока.
– Не буду. Я не часто кончаю.
– Сегодня ты можешь кончить. Я хочу этого. Трахай меня до боли, до крика.
– Договорились!
– О боже мой! – вдруг произнес кто-то посторонний.
Майлз огляделся. Прямо перед ним стояла прилично одетая женщина. Она держала за руку округлившую от любопытства глаза девушку в стильной школьной форме.
– Кто вы, на хрен? – спросил наконец Майлз, все еще находясь внутри Анны и будучи не в силах сразу прекратить серию однозначно воспринимаемых толчков.
– Это мой дом. Кто, черт возьми, вы?
– Я… Э-э-э, мы… Этот дом ваш?
– Да. И это моя кухня. Как вы сюда вошли?
– Мы… ну… у Марио был ключ, – сказал Майлз.
К этому моменту Анна уже прикрыла свою обнаженную грудь, а Майлз вышел из нее, насколько мог медленно. Его эрегированный член продолжал упруго стоять, и глаза девушки застыли на нем.
– Иди в свою комнату, – резко сказала мать. Девушка, пятясь, вышла из комнаты, а женщина рассматривала Анну, пытавшуюся одеться.
– Кто вы? – спросила она, все еще держась за ручку кухонной двери и переводя свой взгляд поочередно с одного на другого.
– Я – Анна Бенц. Позвольте спросить, знаете ли вы Марио Лупо?
– Конечно, знаю. Вы – его клиенты, я полагаю. Это что, один из его экспериментов?
– Ну не совсем, вернее – нет.
У Майлза пронеслась в голове тысяча возможных объяснений только что происходившему. Он почувствовал себя испуганным и смущенным. Он стоял полуобнаженным на чужой кухне, напротив очень сердито смотревшей на него женщины. Женщины, которая знала Марио, знала о его экспериментах. Майлз уяснил для себя, что каждая новая вещь, которую он узнавал о Марио, радовала его все меньше и меньше.
– А откуда вы его знаете? Вы когда-нибудь участвовали в его экспериментах?
– Можно сказать и так, – усмехнулась женщина. – Марио – отец моей дочери.
– Что? – спросили Анна и Майлз вместе. Они посмотрели друг на друга. Анна повернулась к женщине спиной.
– Вы доверяете ему?
– Я похожа на человека, который может ему доверять? – ответила женщина, с поразительной ясностью Майлз услышал в ее голосе горечь. Он все замечал вокруг себя, даже текстуру крышки деревянного стола возле своих обнаженных бедер.
– Как вы считаете, когда, возвратившись домой, вдруг обнаруживаешь на своем кухонном столе двух голых людей, занимающихся сексом, это способствует росту доверия? Я так не считаю. Марио Лупо – безумец. Опасный безумец. На этот раз все зашло слишком далеко!
– Нам нужно идти, – сказала Анна.
– Это точно! Вам лучше уйти немедленно, иначе я вызову полицию, – заявила женщина. – Кстати, сколько времени вы здесь находились?
– Всего лишь несколько недель, – ответила Анна.
– Недель!
– Мы вели себя здесь очень аккуратно, старались ничего не испортить. – Анна посмотрела на Майлза. – Знаете, он украл деньги. Он – вор, который обманом сделал из нас соучастников. Я изо всех сил старалась не думать об этом, но это правда.
Майлзу нравилось, как Анна говорила. Ее голос звучал очень сексуально.
– Майлз, мы должны поймать Марио. Он ушел всего несколько минут назад, мы еще можем его догнать.
«Черта с два! – подумал он. Затем волна злости прокатилась внутри него. – Марио Лупо, ничтожный мерзавец!»
– У вас есть велосипеды? – спросил Майлз внезапно. Анна взглянула на него, как на сумасшедшего, и не удивительно. Он посмотрел на хозяйку дома.
– Вы меня спрашиваете?
– У вас есть велосипед?
– Зачем, что вы хотите с ним сделать? – спросила она.
– Купить его у вас. За сколько скажете, деньги – не вопрос.
– В подвале есть два горных велосипеда. Тысячу фунтов за каждый, – сказала женщина. Тень улыбки промелькнула на ее лице, на котором застыло выражение вечной мерзлоты.
– Две тысячи фунтов за два, – подытожил Майлз. – Идет!
Анна снова посмотрела на него. Он улыбался, наслаждаясь происходящим.
– У тебя есть две тысячи фунтов?
– Думаю, да, – ответил Майлз. Он опустил руку в карман своих все еще приспущенных брюк и достал пачку денег, от которой заблестели бы глаза даже у торговца подержанными «ягуарами». Он отсчитал две тысячи и положил деньги на кухонный стол. Пачка была еще приличного размера, когда он сунул ее обратно в карман.
