Сотник Казимир к епископу Варсанафию явился. Но не на подворье, опасался, не следят ли за владыкой. Пришел в церковь, дождался конца службы и сунул письмо короля Варсанафию в руки. Тот взял, склонился к свече, прочитал.
Просил Сигизмунд епископа, чтобы он, уговорившись со смоленскими панами, открыл ворота литовскому воинству, когда оно к городу подступит. А за это обещал король Сигизмунд владыке Варсанафию пять тысяч злотых на православную церковь.
Знал епископ, что уже многие города отбил король у московитов и на Смоленск собирается. А совсем недавно гетман Острожский побил московских воевод Челяднина и Голицу…
Страшно Варсанафию, ну как не устоят московиты и король снова захватит Смоленск? Тогда спросят с него, владыки, по всей строгости. А тут еще обещает Сигизмунд пять тысяч злотых…
И Варсанафий согласился. С сотником Казимиром отписал королю: «Если пойдешь теперь к Смоленску сам или воевод пришлешь со многими людьми, то можешь без труда взять город».
Когда епископ с сотником рядился, подслушал их разговор дьякон церковный. Уведомил дьякон московского наместника. Однако Шуйский не спешил, дал изменщикам время. Уехал из города сотник Казимир с письмом Варсанафия к Сигизмунду, начали смоленские паны плести заговор. Тут и велел Василий Васильевич Шуйский схватить злоумышленников вместе с владыкой да и посадить их под стражу, а обо всем том отписал великому князю в Дорогобуж.
Не ведая, что Варсанафий и другие заговорщики схвачены Шуйским, и рассчитывая на их помощь, гетман Острожский привел к Смоленску шеститысячный отряд шляхтичей.
Князь Шуйский загодя приготовился к обороне, а тех панов, кто изменил присяге, в тот же день, как стали литовские полки у города, велел на виду у гетмана Острожского и его шляхтичей повесить на крепостной стене.
Не ждал этого гетман. Тут, ко всем, у пришло известие, что движется от Дорогобужа к Смоленску русское войско.
Отступили шляхтичи от города. Возвратилось Сигизмундово воинство в Литву, а великий князь Василий, дав князю Шуйскому в подмогу еще полк пищальников, увел русскую рать в Москву.
Глава 15
Гнев и ласка государева
На государевой службе. Инок Вассиан и митрополит Варлаам. «Ты, отче, казнить не волен…» На ордынском шляхе
На Сретенье в Волоцком монастыре похоронили игумена Иосифа. Три дня и три ночи стоял гроб в монастырской церкви. С утра и допоздна шел люд из дальних и ближних деревень, из Москвы и иных городов. Приезжал и государь, постоял молча, уехал, слова не проронил.
Пройдут годы, и назовет церковь Иосифа святым. Но в то лето игумен еще не был причислен к лику святых, и немало врагов имелось у него. Радовались нестяжатели, провожая Иосифа в последний путь.
Ликовал инок Вассиан. Бог внял гласу последователей старца Нила Сорского.
Самый воинствующий и непримиримый борец с нестяжателями, Иосиф, который еще за неделю до кончины требовал церковного суда над иноком Вассианом, теперь покоился в земле.
Это ему, игумену Иосифу, принадлежали слова, обращенные к великому князю: «Молю тя, государь, дабы ты своим царским судом искоренил тот злой плевел еретический вконец».
И хотя ни великий князь, ни митрополит не исполнили просьбу Иосифа, нестяжатели знали, игумен не уймется…
И вот он, маленький, суетный человек, смертный, как и все, но мыслящий о себе много, закрыл глаза.
В Симонов монастырь нежданно нагрянул митрополит Варлаам. Пожелал отслужить обедню самолично. Всполошились монахи. Такого еще не случалось, чтоб митрополит у них в монастыре службу правил. А он, ко всему, еще и на трапезу задержался. Оставшись наедине, митрополит Варлаам и инок Вассиан с глазу на глаз беседовали.
Оба седые, годами умудренные. Теребит Варлаам серебряный крест на груди, говорит тихо, мягко:
— Мудрость твоя, брат Вассиан, всем ведома, и яз к тебе благоволю.
Смиренно слушает Вассиан, склонил голову. Догадывается, о чем речь пойдет. А митрополит продолжает:
— Недруги тя в ереси уличают, яз же то отметаю. Но ныне вижу, возрадовался ты смерти игумена, возликовал. Не одобряю!
Вассиан глянул на митрополита исподлобья. Ответил глухо:
— Не Богу служил Иосиф, а монастырю Волоцкому и иным, себе подобным, кои стяжательством обуяны.
Варлаам отшатнулся, прикрылся ладонью:
— Уйми гордыню, молитва и пост, молитва и пост — спасение твое!
Вассиан послушно опустил голову, а митрополит весь подался вперед, вопрошает:
— Доколь расколу быть в церкви нашей? Остерегаюсь яз. Не доведет к добру сие — И замолк ненадолго, спросил: — Что не ответствуешь, брат? Яз же нынче единения хочу. Отпускаю тя, инок Вассиан, и в разум твой верую.
Бесшумно ступая, к алтарю приблизился игумен Сергий. Митрополит прервал разговор, посмотрел недовольно. Сергий сказал:
— Братия ждет, отче, еда стынет…
* * *
Немца Иоахимку пятый день как хворобь одолела. Боярин Версень позвал Игната:
— Смотайся, доколь немчура в болезнях пребывать будет… Да мигом. По городу не броди.
Ходьбы Игнату не многовато, до Арбата рукой подать.
Обер-мастер живет богато. Хоромы хоть и не боярские, но просторные. Лежит немец на мягком ложе, охает. Чих и кашель напал на обер-мастера. Едва Игнат на порог, Иоахим ручкой замахал и затрясся в кашле.
На обратном пути завернул Игнат к Кремлю. У Спасских ворот натолкнулся на ратника и опешил, глазам не верит:
Степан. А тот увидел Игната и вроде не рад. Только чуть задержался, сказал на ходу:
— А я у самого государя был. Смекаешь? Нынче на Пушкарном дворе буду завсегда, у боярина в помощниках.
Прошел мимо, не остановился. Игнат даже опомниться не успел, стоит, рот открыл от удивления.
На Пушкарный двор явился, Версеню о немце сказал — и к Сергуне. Тот на Игнашку посмотрел недоуменно.
— Уж не обер-мастер ли помер, что ты так запыхался?
Игнат головой завертел:
— А вот и нет! Кого я сей часец повстречал, отгадай?
Они присели на пустую опоку[23].
— А вот кого, сам не поверил. — И не стал больше томить, сказал: — Степана я встретил.
— Степана? Зачем он здесь и почему к нам не заявляется?
Игнат руками развел:
— Сам его спросишь. На меня смотрел, будто впервой видимся. И о тебе ни слова.
— Быть того не может! — не поверил Сергуня.
— А вот так и есть. И теперь он каждодневно на Пушкарном дворе бывать будет, за нами доглядать!
