— Это вряд ли! — отвечает Малыш.
Т-34 приближается и выпускает в холмы поток фугасных снарядов.
— Сожмись в маленький комок, — советует Малыш. — Не беги. Советские ребята в этой железной коробке только этого и ждут. Тут они и прикончат тебя.
Пушка грохочет снова, на склоне холма появляется глубокая черная яма. Малыш подтягивает под себя ноги и прижимает мину к груди. Сжатый, как стальная пружина, он терпеливо ждет, пока не оказывается в слепой зоне танка. И с миной под мышкой бросается вперед по глубокому снегу.
Из-под гусениц Т-34 летят большие куски льда. Замерзшая земля дрожит. Пулеметные пули свистят над тем местом, где лежит Малыш, готовый к очередному броску.
— Прикройте его! — отчаянно кричу я.
— У тебя в заднем кармане противотанковое орудие? — холодно осведомляется Порта. — Думаешь, Т-34 проймешь этой проклятой трещоткой? — И злобно пинает ручной пулемет. — Такой танк действует на Малыша, как чашка свежих сливок на кошку.
— Господи, преврати меня в мышь, — молится Профессор Богу. Зубы у него щелкают, будто кастаньеты.
— Лучше в муравья, — отвечаю я, зарываясь поглубже в снег.
— Почему бы не в кусок дерьма? — спрашивает Порта. — Нас бы это вполне устроило.
— Люди слишком большие, чтобы иметь шанс спастись, — говорит Профессор. — Нам достаточно лишь повести глазами, и ребята в танке это увидят.
Вокруг нас свистят пули, вздымая фонтанчики снега. Я зажимаю ладонями уши. Скрежет гусениц сводит меня с ума. Танк неумолимо приближается. Его адский грохот напоминает песню смерти. Я хочу зарыться руками и зубами в землю, как крот, но не осмеливаюсь. Малейшее движение, и ледяные глаза за смотровыми щелями Т-34 углядят нас.
Порта придвигает к себе магнитную мину и готовит ее к действию.
— Черт возьми, где Малыш? — обеспокоенно спрашивает Штеге.
— Спит, — усмехается Порта. — С него станется!
Но Малыш не спит. Он лежит, выжидая, когда стальной колосс приблизится к нему. Спокойно смотрит на громадную башню и зеленые бронированные бока. Из пулеметных дул сверкают вспышки. Широкий, приземистый танк переваливает через последний холм.
Я прямо-таки чувствую, как широкие гусеницы вдавливают меня в снег. Нужно основательно собраться с духом, чтобы подавить желание вскочить и побежать.
Малыш подтягивает ноги под себя, готовясь прыгнуть на зеленое чудовище. Кто мог бы подумать, что этот босяк с Реепербана, один из тех, кого называют неудачниками, лежит там, готовясь совершить героическое деяние, от которого генералы в страхе отказались бы! Из бедных парней получаются самые лучшие солдаты.
Танк уже всего в восьми метрах.
Малыш ползет к нему. Тяжелая противотанковая мина оставляет в снегу позади Малыша широкий след.
Вся рота напряженно следит за ним. Он тащит мину за собой на веревке. Делает длинный прыжок, будто кот, и бежит к ревущему танку. Вот он в шестиметровой зоне, в пределах которой из танка ничего не видно. Взмахивает миной над головой, словно дискобол. Такой силищи, как у Малыша, нет ни у кого в роте. Мина с тянущейся за ней веревкой летит и попадает прямо под башню. Малыш приподнимает свой котелок и скрывается в снежной яме.
Танк резко останавливается, словно наткнулся на невидимую стену. К небу вздымается огненный смерч, жуткий взрыв разбрасывает далеко в лес искореженные куски металла. Над столбом пламени появляется черный гриб дыма. Русские пехотинцы грузно бегут по снегу в попытке достигнуть нас.
Малыш сдвигает котелок на глаза и открывает огонь из пулемета. Русские валятся, будто кегли. Раненые пытаются уползти, но гибнут под нашим сосредоточенным огнем.
МГ стреляет с перебоями и дымится. Ствол его раскален докрасна. Когда пулемет окончательно отказывает, Малыш злобно пинает его.
— Хваленое немецкое дерьмо! — бранится он в гневе. — Дайте мне русский «максим»! Этот будет стрелять, пока в кожухе есть вода!
Обер-лейтенант Мозер поднимается и размахивает над головой руками, подзывая нас.
— Пошли отсюда, пока за нами не отправили самолеты.
Мы огибаем деревню с севера, сняв нескольких часовых, чтобы они не подняли тревогу. Отчаянно несемся по кустам и подлеску. Страх придает нам крылья.
На руках у нас еще пятеро раненых. Один из них вскоре умирает. Внутренности его буквально вывалились. Мы оставляем мертвого сидеть под деревом, его остекленелые глаза смотрят на запад.
— Видел бы его Адольф! — говорит Порта.
С разрывающимися легкими мы продолжаем бежать к лесу. В нем безопаснее, чем в открытых полях. Пороша окутывает нас, словно колючий саван. Раздаются команды на русском языке, и мощные моторы яростно ревут.
Ужас гонит нас дальше. Каждая мышца горит, словно в огне.
Часа через два обер-лейтенант Мозер отдает приказ о пятнадцатиминутном отдыхе.
Запыхавшиеся, усталые, мы валимся на месте. Несмотря на лютый мороз, по нашим лицам катится пот, одежда липнет к телу.
— Проклятые вши! — бранится, отчаянно корчась, Порта. — Чуточку тепла — и эти мелкие партизаны носятся как сумасшедшие. Ощущение такое, будто оказался в центре маленькой мировой войны.
— Может, так оно и есть, — говорит Малыш, поднимая для осмотра двух крупных особей. — Вот эта, с красным крестом на спине, — коммунистическая вошь. Эта серая тварь — нацистская. Не такие уж они сумасшедшие. Когда проголодаются, они останавливаются и кормятся на поле боя. А мы не можем есть землю и деревья. Вши умнее нас!
— Mille diables, нельзя же вести войну на грядках, — возражает Легионер.
— Можно было б, если б треклятые генералы взяли на себя труд подумать об этом, — рассуждает Малыш, — только этим самодовольным ублюдкам нельзя докучать.
Не слышно ни звука, лишь ветер жалобно стонет в вершинах елей.
Мозер расстилает грязную карту и подзывает Старика.
— Смотри, Байер! Деревня, которую мы только что миновали, — Нивское, — указывает он карандашом, — а вот деревня, где располагался штаб дивизии. Только думаю, его там уже нет.
— Уверен, что нет, — улыбается Старик. — Штабистам не нравится, когда поблизости рвутся снаряды.
— Если бы только знать, где теперь проходит немецкая линия фронта! — продолжает обер-лейтенант.
— Немецкий фронт? — говорит Порта. — Кто сказал, что какой-то немецкий фронт существует?
— Неужели думаешь, что все пропало? — нервозно спрашивает Барселона.
— Не исключено, — отвечает Порта. — Германия всегда рано или поздно терпит неудачу. Это традиция. Поэтому мы вполне можем потерпеть неудачу как под Москвой, так и позднее. Потом наступит время, когда многие захотят отдать все, лишь бы незаметно скрыться, и генералы станут менять свои звезды на ефрейторские нашивки.
