те помолодеют заметно.
– Что, можно до тридцати лет ждать?
– Тридцать лет яблочко не протянет.
– А сколько протянет?
Корнейка посмотрел яблоко, понюхал.
– Максимум год. Но я бы не рисковал, ограничился шестью месяцами.
– И что нам с этими яблоками делать?
– Поступайте, как знаете, – и Корнейка отдал свои. Одно Саньке, другое – Пирогу.
– Это ещё зачем? – запротестовал Пирог.
– Ну, друг Пирог, я-то прививок получил достаточно. От рака в том числе. Сам понимаешь, в нас в лицее с этим строго, не отвертишься.
– Разве что, – уступил Пирог. И то верно, у них, в лицее, тоже не лаптем щи хлебают. Магия!
Как удачно-то получилось! Родителям по одному, а третье можно хоть и себе. А не отдал бы Корнейка свои яблочки – гладости никакой бы не было. То есть решение прежнее, родителям нужнее, но осадок бы остался. Невидимый, нечувствительный, он проявился бы потом, лет через двадцать, когда стареть бы стал, и начал бояться рака всерьез.
А если есть ещё братья, сестры? Дедушки, бабушки? Больные тетки? И все знают, что у тебя – молодильные яблоки? Или даже так: одно молодильное яблоко? Как не решишь, остальные обязательно останутся обиженными. Запишут тебя в непроходимые эгоисты – это если сам съешь, или в дураки – если отдашь кому-то, но не им. В общем, с подарками нужно обращаться осторожно. Не зря Пирог спрашивал про половинки-четвертушки – у него старший брат в мореходном училище. Или вот Наташа… И Равиль, конечно. У них мать больная. Раком, нет – неизвестно. Равиль не любит об этом говорить. Правда, их в Звездный Лицей принимают. Значит что ж, расстанемся?
Не навечно. У лицеистов каникулы. Да и у стрельцов – если возьмут в стрелецкое училище – тоже отпуска бывают. А уж потом… Отчего-то Санька был уверен, что стрельцы с магами бок о бок сражаются против врагов. И ещё – думать об этом было неприятно, но Санька приучился не гнать прочь и неприятные мысли – потери в этих сражениях немалые. Оттого-то Корнейка сюда в одиночку и приехал: некого больше посылать.
Потому решил Санька по яблочку родителям дать, а третье есть не спешить. Кто знает, как оно обернется.
– Но главное – не яблоки, – как бы про себя сказал Корнейка. – Самое интересное, что Малков вместе с нами отпустил Джоя.
Они все поглядели на собаку. Да уж… Что ж ты, четвероногий друг, ничего не сказал о подлинной сути Малкова?
Но пес виноватым себя не считал, ушей не опускал и хвоста не поджимал. Вольно ж вам, магам и стрелкам, не видеть очевидного!
– Интересно, Малков притворялся, что боится Джоя, или в самом деле боится?
– Боятся ему было нечего, это понятно. Но земные собаки, действительно, не любят навьгородцев. Иные они, вроде и люди, а чем-то неуловимо отличаются. Это для меня неуловимо, – усмехнулся Корнейка, – а для Джоя очень даже уловимо. Малков, думаю, все-таки смог бы подружиться с Джоем, даже без особых усилий, цивилизация Навь-Города приручает даже рептилий, но по своим причинам не торопился этого делать.
– Неужели предвидел, что мы его возьмем?
– Скорее, образ дикого, неуправляемого пса отваживал от двора посторонних, – и Корнейка потрепал по загривку дикого и неуправляемого Джоя.
Пирог пошел домой, условившись придти с родителями к клубу – пусть проводят. Уславливайся, не уславливайся, все равно придут провожать – всех. В первый раз отправляют в Норушке детей в лагерь. Раньше родителей отправляли, а теперь и детям счастье привалило. Они-то, родители, по старым меркам меряют. Думают, в пионерский лагерь едут дети.
А они едут к жучарам. Жучарам новая кладка нужна.
24
Он подготовился, как мог. Взял липкую ленту с дюжиной гаек в отдельный карман, проверил рогатку. На всякий случай и орешки с египетской тьмой захватил, вдруг пригодятся. Что ещё?
Ничего у Саньки больше не было, да хоть бы и было, куда деть? Вместо футболки поверх штанов, старых но с очень удобными карманами, мать велела одеться получше. Будто в школу на первое сентября. Рубаха белая, брюки, все наглаженное. И у Корнейки тоже нашлись и брюки, и рубашка. Протестовать Санька не стал – знал, что всех норушкинских так оденут. Родители, они как думают? А так: пусть видят, что люди в нашей деревне не хуже, чем в других деревнях. Понимают, что к чему.
Выделяться среди других стрельцу нехорошо. Кто выделяется, становится мишенью. Санька же подозревал, что у жучар есть оружие посерьезнее ковбойских кольтов.
Как водится, устроили перед отъездом легкий обед. В дорогу, конечно, наедаться не след, но какая тут дорога, час езды. Да и разве бывает вред от борща с пампушками да вареников в сметане?
Тут Санька яблочки и подсунул. Сами мы с Корнейкой их ели, дядя Малков угостил, вот вам на пробу принесли.
Скушали. Вежливо похвалили, приятные, напоминают виноград.
Потом посидели перед дорожкой, – и отправились к клубу. Время было известно, но, как всякие деревенские культурные люди, все собирались заранее. Приедет автобус, увидят, что их ждут – приятно будет.
Как Санька и думал, одели ребят – наряднее некуда. От некоторых даже нафталином попахивало.
Радовались все. Одни – в лагерь едут, речка, игры, кино снимать можно. Другие – что жизнь, похоже, возвращается в Лисью Норушку: детей на отдых отправляем, скоро работы будет много. Повезло им с Крепкоселами, страшно и подумать, если бы Крепкоселы другое село выбрали. Поэтому всем хотелось понравиться Крепкоселам, показать, что в Норушке народ благодарный, добро ценить умеет. Им бы толкового, справедливого хозяина, а уж они не подведут…
Покамест взрослые оживленно обсуждали светлые перспективы, Санька, Корнейка и, отчасти, Пирог состояли при Джое. Всем было интересно, как пес задержал режиссера. А с двумя он справился бы?
– Даже с тремя, – заверил Пирог. – Одного пригрызет, остальные вмиг присмиреют. А не присмиреют, тогда и остальных… пригрызет.
Но Джой выглядел добродушным, сдержанно-веселым, и потому все называли его умным, ученым и норовили погладить, пока, правда, спрашиваясь.
Корнейка не возражал, и Санька даже считал, что это он специально устроил – Джой чутьем должен запомнить каждого норушкинца в лицо.
Потом они втроем – вернее, вчетвером – отделились от ребят под предлогом выгулять Джоя перед дорогой.
Решили обойти клуб кругом.
– В общем, вижу я, Санька настроен решительно, да и ты, друг Пирог, тоже, – сказал Корнейка, когда они удалились в зону неслышимости.
– Последний парад наступает, – ответил Пирог.
– Жучары, как и все инсектоиды, мастера маскировки. Мимикрия у них в крови, в генах – буквально. Поэтому,
