все-таки уходить из уютной квартиры нет совершенно никакого желания, а Соня все топчется и недовольно стучит носком ботинка, будто подгоняет.
– Минуту. Подожди в подъезде.
Я даже открываю для нее дверь, но выталкивать приходится чуть ли не силой.
– Тимур…
– Ась, я понимаю, что ты бы хотела остаться тут, но, наверное, нужно ехать туда.
– Не хочу…
– Я бы поехал с тобой, но, боюсь, ты откажешь, а значит, ни к чему сотрясать воздух. Я приеду сам, буду ждать внизу, хорошо? Отправь адрес.
– Я хотела сказать…
– Не сейчас и не в спешке. Поезжай.
Он улыбается – ужасно горд собой. Будто с момента, как сказал мне чертовы три слова, стал властелином и меня, и мира. От одного воспоминания все внутри содрогается, скручивается, стонет. А Тимур наваливается на стену, сложив на груди руки, и глупо улыбается, словно знает великую тайну. И он не боится меня отпускать, он мне верит. Вот так запросто.
– Ты мне веришь, да?
– Было бы глупо не верить после того, как ты провела со мной как минимум две ночи, вообще не отлипая. Я полагаю, что не избавлюсь от тебя, даже если захочу.
– Не избавишься.
Я выхожу из квартиры, словно из самолета, который взлетал в жаркой стране, а приземлился на Севере. Соня ворчит, что моя минутка длилась дольше, но слушать ее неинтересно. Она очень странно косится на меня все время, пока мы спускаемся в лифте. Молча ждет, когда сяду на пассажирское сиденье, и так же молча выезжает со двора.
– Как ты узнала, где я? И так быстро доехала.
– Следила за тобой, – кривится она.
– А серьезно?
– Я снимаю квартиру недалеко. Когда ты позвонила, как раз ехала из круглосуточного магаза, заехала к тебе, не достучалась, зато достучалась случайно до бабки из соседней квартиры.
– Чего?
– Она вышла на шум и начала крыть меня матом. Я покрыла ее матом в ответ.
– И?
– И она сказала, что ты таскаешься к кому-то из элитки. Фу, она за вами следит, чтоб ты знала, и рассмотрела все подробности, какие могла.
– М-м. – Мне остается только радоваться тому, что, если меня будут убивать, скорее всего, добрые соседи в точности подскажут, куда убежал убийца и где его найти. – Расскажешь Колчину?
Она молчит. Долго. Мы успеваем постоять на двух светофорах и пропустить пешехода, выскочившего на дорогу. Соня прикуривает сигарету, открывает окна и только потом вздыхает:
– Я никогда не желала тебе зла. – Ее пальцы крепко сжимают руль, костяшки белеют, ногти впиваются в кожаную оплетку.
– Мне кажется, ты ничего не желала. Мы жили в параллельных вселенных. – Я смеюсь, но это звучит неловко, потому что Соня улыбается.
– Ты ошибаешься. – И снова какое-то время молчит.
Она для меня сплошная загадка. Я толком ничего не знаю о ней, не видела никогда ее парней, ее подруг – никого. Всегда одна: злая и мрачная.
– Ты с ним счастлива? – вдруг спрашивает Соня.
– Очень. Очень. – Я набираю в грудь воздуха, а Колчина кривится.
– Только без подробностей. О том, как он носит тебя по квартире на руках, мне уже рассказали.
– Господи, и это… Я больше не смогу смотреть в глаза Тамаре Семеновне.
– И не смотри. Эта бабка – старая сплетница. Если бы она ничего не увидела, то все бы придумала. – Соня в последний раз затягивается и выбрасывает сигарету в окно. – Что будет с Егором?
– Я не понимаю, почему я должна нести за него ответственность? Мы расстались, все закончилось. Он переживет. Должен пережить! На мне свет клином не сошелся…
– Вот сама и спросишь.
Соня едет очень быстро. Город пустой, и мы добираемся до знакомого мне района, не успев переругаться или даже толком поговорить. Я смотрю на двор, который всегда казался родным, но меня даже не тянет идти в подъезд.
– Чего ждешь? – вздыхает она.
– Знака.
– Проваливай – вот тебе знак.
– Ты не со мной?
Она долго смотрит перед собой на пустую парковку магазина, у которого мы остановились, потом закатывает глаза и глушит мотор.
Мы вместе заходим в подъезд, поднимаемся на лифте, и с каждым этажом сердце все больше сжимается, пока не превращается в крошечный безжизненный комочек, забравшийся куда-то в горло.
– Ты его любишь, да? – Ее вопрос звучит тихо и безразлично, будто ответ не очень-то интересен.
– Кострова?
Она вскидывает бровь и жмет плечами.
– Ну, видимо, Кострова.
– Люблю.
– Больше, чем Егора?
– Я никогда Егора так не любила, это совсем другое. Не больше и не меньше.
– Он знает?
– Нет.
– Не говори Егору. Его это убьет. Наверное. Хотя… Может, быстрее придет в себя?
– Ты правда думаешь, что он может что-то с ним сделать? С Тимуром.
Она долго смотрит себе под ноги, потом разворачивается к кнопкам и останавливает лифт.
– Однажды наша мама решила уйти. – Соня складывает на груди руки. – Она вообще никогда отца особо не слушалась. Мне кажется, специально бесила и доводила до неконтролируемой ярости. Он слетал с катушек, она от него убегала, пряталась в ванной, в детской. Один раз папа кинул в нее ключами и попал мне в голову. – Соня отводит в сторону волосы и показывает крошечный шрам на виске. – Сколько от него Егор получал – это просто что-то! А в остальное время папа был ангелом. Дарил подарки, любил, уважал. На маму никто не мог голос повысить. Но вот однажды она пришла и сказала, что уходит. К другому. Папа сел в тачку, дал по газам и угрожал, что въедет в стену дома, разобьется к чертям собачьим. А его соперник стоял тут же, держал маму, чтобы она не бросилась спасать нашего полудурка отца. Фишка у нее была такая: она молча смотрела, как он бухает, дерется, разбивает ради нее руки в кровь. Он делал вещи все хуже и хуже, вот прям на разрыв аорты, чтобы с корнем вырывать из нее жалость. В общем, он все-таки въехал в стену, а в нее прилетел кусок бампера. Пока оба лежали в больнице, помирились. И с тех пор она совсем на себя перестала быть похожа, а он окончательно поехал кукушкой, потому что понял, что она не просто может уйти, а уйти к другому. Он орал на весь двор. Оскорблял ее. Ну так вот. Когда Егор это все слушал, он мне сказал, что нет у него больше матери. Слабоумный. А в итоге он нашел тебя. И все один в один как там… Ему неинтересно с теми, кто не заставляет страдать. Ты – его идеальный мучитель. Не бегаешь за ним,
