чтобы захотеть кинуть ее на кровать и замучить поцелуями.
– Что еще?
Будто не было только что разговоров с Колчиными. Будто мы так и были тут одни.
– Я бы ходил в библиотеку, ты со мной. Лежала бы на диванчике и читала книжку, пока я работаю.
– Я и так могу это делать.
– И я бы мог подходить каждые пятнадцать минут, чтобы тебя целовать.
– Я думаю, что ни один из моих знакомых не знает, где библиотека, так что можешь целовать сколько вздумается.
Она садится ко мне на колени, гладит щеки дрожащими пальцами, а потом долго и медленно целует. Так, что дыхание останавливается, что-то невыносимо сладкое разливается внутри и кружится голова. Страннейшие химические реакции в организме. Совершенно удивительно, что все это и правда существует. Не выдуманное, не написанное в фантастических книгах. А вот сидит напротив человек и своими прикосновениями плавит все внутри, доводит мозг до размягчения.
Я отстраняюсь и смотрю в ее небесно-голубые глаза. Ловлю себя на мысли, что в этот момент мир окрашивается им под стать. Мир застывает. Мир звенит, а я хочу сказать что-то важное, чтобы стало полегче, потому что от напряжения начинают болеть грудь и голова.
Так быть не должно.
– Ты хочешь рассказать о нас всему миру? – шепчет она.
– Я хочу, чтобы ты не боялась того, что тебя кто-то любит. – Я смотрю ей в глаза уже без всякой улыбки.
Она будто задерживает дыхание и до боли царапает мне бедро ногтями. И становится легче. Воздух начинает входить в легкие без преград, шум в голове стихает. Это ощущение непередаваемой легкости, словно с плеч спал тяжелейший груз.
– Что? Я ведь тебе даже не нравлюсь…
– Не нравишься. – Приближаюсь, наклоняюсь к ней и убираю с лица волосы, еле касаясь скул. – Я в тебя влюблен, – говорю я, а она стекленеет. Было бы смешно, если бы оказалось, что я Лискину просто выдумал и волшебные слова разрушат чары. – Довольно давно.
– Костров! – Она прижимает пальцы к губам, смотрит то на мое лицо, то на фитнес-браслет. Затем тянется к нему, чтобы оживить, следит за моим зашкаливающим пульсом, за глазами и губами. – Костров, ты с ума сошел…
По ее щекам бегут слезы, губы дрожат и кривятся.
– Эм-м, это нормально? Ты плачешь после моего признания. Так и надо? Мне погуглить?
– Костров! – Она несильно бьет меня в плечо и в грудь.
– Теперь ты меня бьешь, Ась. Я тебя сломал?
– Костров, блин! – И снова удар. – Я…
– Не отвечай пока ничего, я не хочу.
– Эй, я…
– Тише. Не торопись. У меня было очень много времени, чтобы это понять, и я просто подумал, что… Почему бы тебе не знать. Время не лучшее, но ты так красиво тут рассуждала, что я уже должен был сказать. Я не знаю, как это работает, но вот интересное наблюдение: в какой-то момент это уже невозможно удержать в голове. Как-то так.
– Костров, послушай меня…
– Я долгое время был уверен, что не нужен тебе и все такое, но сегодня почему-то решил, что мне, во-первых, плевать, а во-вторых, ты в моей постели. Я просыпаюсь, и ты тут. Ты меня постоянно обнимаешь, целуешь, трогаешь. Честно, у меня уже мозоль на ладони – ты ее сжимаешь без остановки. Я явно тебе нравлюсь. Нужно быть полным болваном, чтобы это не понять.
– За что мне столько откровений в один день? – еле слышно вздыхает она и закрывает ладонями лицо: всхлипывает и шепчет что-то невнятное.
– Ну все, успокойся. Я. Тебя. Люблю.
Она громко визжит и машет на меня руками. Это очень смешно и даже удивительно, слова-то простые. Десять букв, три слова, два пробела. А сколько эмоций!
– Эй, А-а-а-ася, тише! Смотри на меня. Хочу в глаза твои бесстыжие посмотреть. Ну не смейся, эй! Я тебя люблю, – говорю тише.
Возникает желание повторить это еще раз двести: разными способами, с разной интонацией, в разное время. Потрясающий эффект всего-то от десяти букв, трех слов и двух пробелов.
– Я люблю тебя. – В другом порядке слова вроде такие же, но немного другой тон, и у Аси новый приступ.
– Люблю тебя, – говорю, и она виснет у меня на шее, целует в плечо и выше, за ухом, ерошит волосы, обнимает ногами за талию так крепко, что сильно колотит пятками где-то у копчика.
– Костров… – Она опять шепчет мне на ухо, но договорить не успевает, так как в дверь звонят.
В четыре утра. Даже не в домофон. В дверь.
Ася тут же замирает и начинает дрожать, ее глаза прикованы к выходу из спальни. В них отражаются огни лиловой подсветки из ванной, которую мы так и не выключили.
– Кто это? – испуганно спрашивает она.
– Я посмотрю.
И конечно, Ася вскакивает с постели вместе со мной.
Мы быстро надеваем первое, что попадается под руку. Она – ту майку, что я ей давал в первую ночь. Бежит к двери и, привстав на цыпочки, смотрит в глазок.
– Соня?
– Открывай уже, Джульетта, – звучит за дверью недовольный голос Колчиной.
Глава 36
Соня стоит на пороге усталая и злая, сверлит нас взглядом и оценивающе разглядывает Кострова.
– Мамочки! Да вы тут, никак, кувыркаетесь? Какой сюрприз, а я и не знала, что так бывает! – тянет она. – Собирайся.
– Куда? – Я отступаю в глубь квартиры, но Соня заходит следом. Бесцеремонно вваливается в коридор и морщит нос.
Мгновенно выбегает лающий Вячеслав, но, увидев, что это не Маша, уходит к себе. Странная особенность этого пса – лаять только на собственную хозяйку.
– Фу! – комментирует Соня, глядя вслед удаляющемуся Славе. – Если ты думала, что избавилась от проблемы, скинув ее на меня, то это не так. Собирайся, ты едешь со мной к Егору. О-очень жаль отвлекать от постельных утех, но давай в другой раз, а?
Я определенно ненавижу ее в эту минуту. Только что я была совершенно счастлива. Только что я услышала от Кострова, что он меня, блин, любит! И вот момент испорчен благодаря Соне Колчиной.
– Ты с ума сошла? Разбирайтесь сами!
– Нет уж, ты пойдешь, или я прямо сейчас говорю Егору, где я и с кем. Хочешь? Он тут же бросит то, чем там занимается, и примчится сюда. Надо?
– Ась, – слышу я за спиной голос Кострова и даже боюсь обернуться, – поезжай. Ничего страшного.
– Тимур…
– Я знаю, чего ты хочешь на самом деле. Поезжай.
Понятия не имею, что он имеет в виду, но надеюсь, это не очередные сомнения в моих чувствах. И
