вспомнил именно его – деда я любил, человек он был святой, но ни в какой разговор с ним я не верил. Да и похоронен он был далеко – теперь то кладбище было за границей.
– Да, совсем забыл: там, разумеется, по предоплате. Тебе нужно квитанцию оформить, – спохватился Петя. – Я не могу за тебя заплатить, но, честное слово, мы потом с тобой рассчитаемся. Такие правила – на чужие звонить нельзя.
Он притормозил у банка, мы открыли дверь в автоматическое отделение и подошли к банкомату. Я всунул карточку и набрал пин-код.
– Нажми, пожалуйста, сюда, где «Услуги связи», – диктовал мне Петя. – А теперь набери «Пересыпкин», там сразу в окошке выскочит…
В окошечке действительно выскочила фамилия, которую я не успел даже набрать до конца.
– Богатый человек, – сказал я завистливо.
– Ты что? – возмутился Петя. – Он не по этому делу, он связь обеспечивает, а не деньги заколачивает. Он себе ничего не берёт, да и, уверяю тебя, они ему не нужны. Кстати, раньше можно было оплатить только через сберкассу, а они ночью не работали. Сейчас-то – лафа.
С карточки списалась астрономическая сумма, я даже не сумел прийти в ужас, такая большая она была.
Автомат выплюнул чек, который аккуратно подобрал Петя.
– Ну, теперь всё, поехали.
И мы двинулись через ночь, сперва по бульвару, а потом свернули на Остоженку. Машина перемахнула Садовое кольцо по эстакаде. Внизу всё так же суетились строительные рабочие, казалось перебежавшие с бульвара вслед за нами, и стоял такой же ровный грохот.
Петя вёл машину достаточно быстро, и я вдруг обнаружил себя у стены Новодевичьего кладбища. Мы вышли и очутились у ворот.
Когда я общался с этой компанией, меня не оставляла уверенность, что в какой-то момент меня с ними не пустят. Это было похоже на страх очкарика, которого не пустят на дискотеку, – все его друзья-красавцы пройдут фейсконтроль, а его, недомерка, брезгливо взяв за рукав, выведут из очереди.
Но до сих пор, когда я был со своими друзьями, стражи удивительной свирепости допускали меня в удивительные по своей странности места. Так и здесь – я во всём полагался на Петю. Он позвонил в неприметный звонок, и из маленькой железной дверцы в стене рядом с воротами вышел угрюмый человек. Он был под стать дверце – весь в чёрном и с повадками Железного Дровосека.
– У нас оплачен разговор, – небрежно произнёс Петя и сунул охраннику под нос чек. Тот посветил фонариком, всмотрелся в клочок бумаги много дольше, чем нужно, пересчитал цифры и наконец впустил нас.
Мы шли по чёрному кладбищу, и я в этот момент понял, чем оно отличается от всего прочего городского пространства: здесь отсутствовали фонари.
Впрочем, темно не было. Могилы и ограды освещались самим городом – светом, идущим со стены, прожекторами, направленными на монастырскую колокольню, и просто отражённым от облаков светом.
Петя при этом бормотал:
– Здесь-то ничего, здесь публика приличная. А вот на Ваганьково срамота была, там бандитов хоронили массово. Что ни неделя, то двух-трёх – передел собственности и всё такое. Я там по делам много времени ночами провёл…
Я легко заставил себя не спрашивать, что у него там за дела оказались, а Петя продолжал:
– Там ночью ходить было стрёмно – телефоны в гробы клали. Это сейчас нищие с телефонами щеголяют, а тогда это было дело жутко дорогое, в гробы клали самое ценное, как убитым скифам – коня и оружие. Иду я по аллейке, а из-под земли звонят они, телефоны ихние. Тогда умели телефоны такие делать, что у них батарейка по несколько дней не садилась – простые такие. И вот неинформированные люди звонили, а я слышал эти звонки из-под земли – тихие такие… Настойчивые…
Наконец Петя остановился.
От неожиданности я споткнулся и не сразу поднял глаза. Передо мной оказался памятник военнослужащему человеку, тело которого наполовину торчало из серого гранитного бруска. На граните значилась плохо видная в темноте надпись: «Иван Терентьевич Пересыпкин». Одет Иван Терентьевич был в маршальский мундир, а в руках держал гранитную телефонную трубку. Провод уходил куда-то в землю.
Я посмотрел на Петю, но тот уже отошёл на несколько шагов.
Тогда я откашлялся и произнёс сиплым голосом:
– Здравствуйте, Иван Терентьевич. Мне нужно позвонить дедушке. – Помедлил немного и добавил: – Я оплатил.
Ивану Терентьевичу, кажется, не очень понравилось про деньги, но я вдруг ощутил телефонную трубку в своей руке.
«Наверное, надо было что-то набрать», – подумал я. Но нет, Иван Терентьевич сделал всё за меня, хотя у них, наверное, в армии принято говорить: «Восьмой, дайте пятнадцатого». Хотя это было в фильмах о войне, а тут я услышал гудки, идущие прямо из гранита.
Наконец они прервались, и я услышал голос деда.
– Дедушка! – завопил я, кажется на всё кладбище. – Я тебя очень люблю и всё время о тебе думаю! Дедушка! Как ты там?
Дед помолчал и просто сказал:
– Я ни в чём не нуждаюсь. Передай привет маме. У меня всё хорошо, не нуждаюсь ни в чём. Не тревожьтесь.
– Я тебе хотел рассказать…
– Не надо. Мы всё тут знаем. Проводку на даче только переделай. Ты ведь по делу звонишь? Тебя попросили?
Я сбился и сказал, что да, попросили, и друзья мои не могут понять, что должно произойти.
Дед пожевал губами (я помнил это движение, я прямо увидел его, хотя вокруг была тьма) и сказал:
– Да, действительно. К вам придёт ветер. Мне ещё не всё понятно, а то я бы тебе рассказал подробнее. К вам приходит ветер с запада, и от ветра может нарушиться равновесие. Я за обедом слушал радио, и там говорили, что равновесие может нарушиться…
Господь! Какое радио, что у них там за радио?!
– И что? Что?
– Езжайте в Хотьково.
– А я тебя потом увижу, ну когда… Когда сам…
– Ты вообще не представляешь, что и как здесь, не представляешь, и не думай поэтому ни о чём.
Я открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, но в трубке щёлкнуло, равнодушный женский голос сказал: «Ваше время истекло», и раздались короткие гудки, которые били в ухо молотком.
Моё время истекло.
Я покрутил головой. Трубка снова была в руке маршала войск связи Ивана Терентьевича Пересыпкина, а из темноты ко мне шёл Петя.
– Я очень орал, да? – спросил я его.
– Да ты говорил еле слышно. И вообще я еле считал ваш разговор, такой ты был заторможенный. Жалко, он не сказал, что именно в Хотьково. Но ты не представляешь, как это много – ветер, да ещё направление ветра… Забудь, всё хорошо.
