на лекции в выкладках немного… ошибся, а материал я давал совершенно новый для второго курса, такой, какой в прошлом году только на четвертом едва касаться начинали. И вот Вера буквально мимоходом меня поправила. Причем, я бы сказал, специально поправила так, чтобы другие студенты не заметили где я оплошал… Но это значит, что этот материал она уже знала! И не просто знала, а понимала минимум на уровне выпускника кафедры общей физики, и не любого выпускника, а специально этой проблематикой занимающегося! Но она же вообще на химическом отделении учится, ее вопросы термодинамики вроде и не касаются… То есть, как показал опыт каучуковой установки, все же касаются – но кто из химиков об этом вообще знает?
– То есть вы считаете…
– Я считаю, что девочка невероятно талантлива, но еще и хитра как лиса – что позволяет ей изрядно лениться. Она – я на это в последнее время все больше внимания обращаю – всегда старается переложить работу рутинную на других. И ведь перекладывает! Ну кто может отказать такой маленькой девочке-лапочке? А если умильное личико в каком-то деле не срабатывает, то она мгновенно превращается в суровую и непреклонную комсомольскую активистку, готовую непослушных вообще… в общем, и за дисциплиной комсомольской она следит весьма сурово.
А интереснее всего про Веру высказался профессор Каблуков:
– Очень непростая девушка, хотя талант несомненный. И в химии, и в… Вы знаете, мне кажется, что она что-то задумала. То есть сделать задумала какое-то важное открытие в химии, я имею в виду. И она точно знает, чего хочет, но изрядную часть своих талантов использует… как бы вамсказать-то… она как-то заставляет других людей ей помогать. Нет, она как-то все поворачивает таким образом, что другие люди считают необходимым ей всячески помогать, вот так верно. У меня есть аспирантка, Александра Васильевна, тоже исключительно талантливая девушка. И Александра Васильевна сейчас уже работу свою диссертационную практически закончила… не без помощи веры Андреевны, конечно, причем помощи существенной – но она, я Александру Васильевну имею в виду, сейчас о защите и не думает, хотя могла бы уже летом перейти к работе в качестве научного сотрудника и, как мы надеемся, преподавателя на нашей кафедре. Но она наоборот настойчиво просит ее оставить еще на год в аспирантуре, и делает это для того, чтобы освободить себе больше времени в работе на Старуху! При том, что как аспирантка она получает всего пятьдесят рублей стипендии, а на кафедре сейчас можно не меньше пятисот рублей получать…
– Ну, с зарплатой тут все понятно, но вы правы, умеет Старуха людей за собой вести.
– Что понятно? Я, честно говоря, не совсем представляю, как с нынешними ценами на пятьдесят рублей вообще прожить можно.
– Можно, если есть и другие источники дохода, а у Старухи… ведь все премии сотрудникам факультета как раз из таких источников, которые Вера Андреевна и придумала, и выплачиваются. Но это к слову, а вам, мне кажется, стоит просьбу Александры… забыл отчество, но вы поняли… в общем просьбу эту удовлетворить. А возможно и по другому сделать: звание кандидата наук ей присвоить раз уж она работу сделала – и направить ее в докторантуру.
– У нас на факультете ее нет.
– Нет? Сделаем, неужели в университете профессоров для этого нехватка? Ученый совет здесь будет, мне кажется, весьма авторитетный…
– Наркомат будет против.
– Но факультет-то в подчинение НТК, а не наркомата? Вот я, как начальник НТК, приказ и подпишу. Давайте где-нибудь в конце недели соберем совет факультета, детали обсудим…
Вообще-то начальник НТК много с кем на факультете поговорить успел и узнал, что Вера-Старуха – девушка, обладающая просто массой различных талантов. И общительная, и веселая, в умеющая очень интересно и доходчиво разные вещи объяснять – но все же целостная картина у него так и не сложилась. Но и того, что узнать удалось, было «для начала» достаточно – и он поспешил обретенными знаниями поделиться. Но, похоже, пришел он делиться не в самое подходящее время: сказать, что товарищ Сталин был очень зол – было бы сильным преуменьшением того, что прочувствовал на себе Лаврентий Павлович. Поэтому вернулся он из Кремля и сам в настроении весьма отвратительном. И вероятно поэтому в голове у него начали возникать мысли под стать настроению…
Пятого марта он снова приехал в университет. Поскольку для всех он был лишь представителем «какой-то контролирующей науку конторы», причем конторы, эту науку прилично финансирующую, встретили его там приветливо и изо всех сил старались ему помочь в работе. Правда, в чем конкретно эта работа состоит, мало кто представлял, поэтому в основном все старались ему не мешать. И когда Лаврентий Павлович зашел в лабораторию и сказал Вере, что у него «есть несколько вопросов», через несколько секунд он остался с девушкой наедине.
– Добрый день, Вера Андреевна. Вы уж извините, но у меня вопрос к вам появился… личного, можно сказать, свойства. Мне тут рассказали, что вы какое-то вещество придумали, воду впитывающее в огромных количествах, и про молекулу его говорили, что она как рыба какая-то… японская. Хотелось бы посмотреть, а действительно ли эта рыба в шар раздувается: ведь если по такому образу изготовить, скажем, каркас дирижабля…
– Не думаю, что дирижабль получится с таким каркасом… там, чтобы каркас раздуть, потребуется и давление приличное. Да и просто посмотреть, как этот скелет устроен, непросто: рыба-то страшно ядовитая, смотрящий может и того… Тетродотоксин – штука очень опасная, лекарства от него… Я вам говорила, что мне очень не нравится, чем вы занимаетесь?
– Да, но…
– Мне это действительно очень сильно не нравится, но я так же говорила, что прекрасно понимаю необходимость такого занятия. Вот только заниматься этим, не обладая нужными знаниями… Смертельная
