любви, которую дарила ей мать-одиночка. Я верила в это всем своим сердцем.
К концу песни Ривер лежал рядом со мной, и наши ноги переплелись. Мы целовались, как школьники, почти полчаса, а потом я дотянулась до его уха и сказала: пожалуйста, бери меня везде.
Глава 28
– Я чувствую себя больной, – сказала Элинор на следующий день, когда наконец пробудилась от своего наркотического сна. – Который час?
– Полдень. Может быть, у тебя грипп. Сейчас пошла волна.
– Я пропустила работу.
– Я позвонила и отпросила тебя. Стив открыл сам. Можешь поехать туда сейчас. Или я могу, если ты неважно себя чувствуешь.
– Я хотела бы, чтобы ты просто осталась дома.
– Одна из нас должна работать.
Элинор кивнула и встала. Отбросила волосы с лица и, точно пьяная, побрела к двери.
– Ты помыться не собираешься?
– Потом помоюсь.
Она вышла за дверь так же, как я уходила из квартиры Бескрайнего Неба все те разы, когда его жена была в загородном доме в долине реки Гудзон или в особняке в Монтане. Я выходила, боясь, что Биг-Скай рад моему уходу. Боясь, что больше никогда его не увижу.
Бескрайнее Небо и его жена жили теперь в Монтане бóльшую часть времени, и я, узнав о том, где находится ритрит Элис, начала теребить кожицу на своем деформированном большом пальце. Меня покалечил мой собственный отец. На пальце вскочила бородавка, и папа взял меня за руку, чтобы ее рассмотреть. Сказал, что бородавки не сходят под воздействием кремов, которыми я пользовалась, принес маленький лазер, похожий на горелку для приготовления крем-брюле, и сжег мне половину пальца. Но бородавка тоже исчезла.
Я продолжала отдирать маленькие кусочки кожи, которая нарастала поверх искалеченного участка. Я смотрела на карту Монтаны. Ритрит находился меньше чем в получасе езды от Бигфорка, от дома Биг-Ская на озере Флатхед, с шестью спальнями, с каяками и водными лыжами, пристегнутыми к гигантскому дубу, который рос из воды. Там была величественная главная резиденция со всеми выкрутасами местных умельцев-плотников, с отделанными камнем душевыми, с кухней, при виде которой у меня ныло сердце. А еще там находилась маленькая, но чудесно расположенная хижина на сваях над водой, где Бескрайнее Небо иногда спал один, чтобы слушать, как озеро плещет о гальку, которую он специально привозил из какого-то места в Сэндпойнте, что в штате Айдахо. В самом начале Биг-Скай говорил мне, что спит в домике на озере, чтобы безгрешно думать обо мне. А я представляла, как он смотрит в бревенчатый потолок, гладя себя и жалея, что меня там нет.
Я рассказала Элис, где расположен этот дом. Нашла его в своем телефоне, то старое объявление о продаже с фотографиями, которые я изучала так, словно мне предстояло сдавать экзамен по реальной жизни моего бывшего любовника. Я рассказала Элис о продуктовом магазине, где Бескрайнее Небо покупал здоровенные куски мяса. Не органический рынок, конечно, говорил он, но на уровне. Джонни, мясник, знает свое дело.
Был следующий день, когда Ривер постучал в мою дверь. Я никогда еще не видела его опечаленным.
– Что случилось?
– Я рассказал ей. Я рассказал Элис.
– Что ты ей рассказал?
– О том, что мы сделали.
– Ох…
– Ага. Это ужасно.
– Зачем ты ей рассказал?
– Потому что я не могу так жить. Я очень сильно ее люблю.
– Зачем ты мне об этом говоришь?
– Потому что вы подруги.
– На самом деле больше нет, – сказала я. У меня было ощущение, что я вот-вот упаду в обморок, и я не думала, что дело в беременности. Я услышала, как мое бремя тащится к двери.
– Может, дашь мне минуту? – зашипела я на Элинор. Это был первый раз, когда я на нее сорвалась. Вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь.
– Элис очень расстроена. Думаю, она меня ненавидит.
– Ну, ты же ей изменил.
Казалось, Ривер вот-вот заплачет.
– Элис на пару дней уезжает в свой ритрит. Сказала, что подумает, сможет ли простить меня. Но в любом случае она не будет какое-то время поддерживать со мной эксклюзивные отношения.
– Зачем ты мне все это рассказываешь?
– Не знаю, – ответил он. – Мне больше некому рассказать.
– Так иди и расскажи своему псу, – взорвалась я. Ушла в дом и захлопнула дверь.
Я написала ей в тот день.
Я не знала о вас двоих.
Предсказуемо – ответа не было. Я ощущала угрызения совести, но не сильные. Главным образом мной владел страх. Я закрыла глаза и увидела Элис на рыбном рынке, с багетом и букетиком маков в руках. Навстречу ей шел Бескрайнее Небо с коричневым пакетом, полным помидоров и базилика. А потом невероятный трах.
А все, что было у меня, – это апатичная девчонка на диване. Я то и дело лезла за телефоном, проверяя, не пришел ли ответ. Элис понимала, что я буду это делать. Я рассказала ей обо всех своих прискорбных привычках.
Я повела Элинор туда, куда должна была повести меня Элис, – в таверну «Колд Спринг», бывшую станцию дилижансов, на перевале Сан-Маркос.
Мы ехали в машине, пока не увидели заросший плющом деревянный дом, стоявший в лесу. Темный дым поднимался из трубы сквозь строй высоких стволов, застивших небо. Там были старые деревянные столы для пикника и бородатый мужчина, переворачивавший на угольном гриле большие красные стейки. Насколько хватало взгляда, диагональными рядами стояли припаркованные мотоциклы.
Внутри было так романтично, что мне захотелось покончить с собой. Скатерти в красную клетку, гнетущие свечи, пыльные лампы в стиле «тиффани», оленьи головы на стенах. Моя первая мысль: как бы я хотела быть здесь с Бескрайним Небом, как бы я хотела танцевать с ним в середине дня, трахаться в лесу за баром или в очаровательной, слегка грязноватой гостиничке дальше по улице.
Я чувствовала себя безумной, должна тебе сказать, безумной, как никогда. Мне приходилось глушить смех. Элинор говорила что-нибудь серьезное, а я хохотала и хохотала. Тем смехом, от которого все тело вибрирует, как звонящий колокол. Девчонка странно смотрела на меня, но потом тоже начинала улыбаться. Просто каждый хочет быть счастливым.
Мы сели внутри и заказали два пива и треугольные сэндвичи со стейком. Когда бартендер выставлял перед нами напитки, я учуяла в его дыхании дорогую марихуану. На Элинор была футболка с пальмой и шорты хаки, слишком плотно сидевшие на ее бедрах.
– Это самое крутое место из всех, где я была, – сказала девчонка. Ей было свойственно говорить подобные вещи без соответствующего выражения счастья на лице.
