«Ее помощь не достанется мне даром. И вовсе не потому, что ей нужна плата, просто иначе она не может. Пустота не божество, не Творец, не Дитя Стихии и даже не человек. Вместо дружеской руки помощи она протянет лезвие пылающего меча или даже нечто такое, чего житель мира и вообразить не в состоянии. Такова ее сила, и, чтобы выбраться, мне придется опереться на нее».
– Мне все равно, – прошептал он. – Действуй быстрей, пока не поздно!
В ответ волна сомнения, будто знак вопроса. Что ж за кошмар его ждет, если даже она не решается? Перед его глазами стояли пылающая Эммера, искаженное отчаянием прекрасное лицо Рианет, разрушающей собственное творение. Рианет, которая заснет, отрезанная от источника собственных сил, лишенная возможности воссоздать этот шедевр.
– Да, тьма тебя поглоти, сказал же, я согласен на все!
Темный поток, хлынувший в его тело, мгновенно выбил остатки жизненной силы, но он же не дал ему умереть. Ее сила жгла сильнее любой кислоты, но не была ни огнем, ни льдом – чем-то, столь чуждым этому миру, что само тело, даже лишенное жизни, сопротивлялось, свет, вложенный Рианет в каждого амдара, восставал против этого вторжения, и это причиняло невероятную боль. Впрочем, боль была не самым страшным. Его в буквальном смысле разорвало на миллионы частей, каждую вывернуло наизнанку и разделило вновь, и еще раз. Он закричал, но у него больше не было рта, и крик вышел облаком сверкающей алмазной пыли, которая, растаяв мельчайшими каплями росы, опустилась на траву.
Стало легче, но лишь немного: боль, разрывающая каждую его частицу изнутри, теперь жгла снаружи.
Он больше не мог видеть, но воспринимал этот мир, и это восприятие дробилось на мириады, словно он смотрел на него бесчисленным множеством глаз, потому что каждая частица ощущала себя отдельным Трианом, и в то же время все вместе по-прежнему были единым сознанием. А затем они перемешались и попытались слиться вновь, но теперь не подходили друг другу, и эта попытка лишь обернулась новым приступом боли. Тогда они перевернулись в пространстве, и каждая в очередной раз перекрутилась, вывернулась, изменив строение. Множественные отражения мира завертелись перед ним безумным калейдоскопом. Миллиард Трианов стошнило грязно-мыльной пеной, и именно она связала частицы вновь. Триан рухнул на землю бесформенной массой, но теперь уже цельным организмом.
Боль никуда не делась, земля обжигала его тело, воздух впивался тысячами иголок. Он больше не принадлежал этому миру, и тот отказывался его принимать, атакуя всеми стихиями.
Глаза не хотели открываться. Когда же веки удалось разлепить, зрение возвращалось неохотно. Поначалу мир то и дело норовил вновь рассыпаться на части, кроме того, лежал Триан в густой траве, которая закрывала обзор, даже когда взгляд прояснился. Почему-то был ранний вечер, хотя в портал он прыгнул в разгаре дня, а превращение, ему показалось, прошло довольно быстро.
Триан попытался подняться, и это, хоть и не без труда, получилось. Он стоял на чешуйчатых, покрытых уродливыми наростами кривых конечностях – все четыре еще различались по очертаниям и величине. Меньше всего сейчас ему хотелось бы знать, как он выглядит со стороны. Он сделал шаг, и передние «ноги» подломились. Одна развалилась на куски, другая и вовсе растеклась лужей. Его охватил ужас. Былые стремления и желания, сожаления о безвозвратно потерянной Эммере, жажда мести, власть, которую он так долго обретал, – все казалось несущественным. Пустота была права, такой цены не стоила даже жизнь.
«Если только это не сон, все, что мне остается, – это скорее покончить с собой. Надеюсь, то, чем я стал, может хотя бы умереть».
Но и чтобы убить себя, сперва надо было встать, а для этого у него теперь не хватало даже конечностей. Он попробовал приподняться и, к немалому удивлению, смог восстановить свое новое тело. «Ноги» опять были целыми, хоть и такими же нелепыми. Как это вышло, он не успел заметить. Он шагнул, на этот раз аккуратнее, конечность «потекла», но он сумел усилием воли сохранить ее целой. Еще шаг, еще. Постепенно его тело меняло форму, точнее, это он заставлял его меняться, интуитивно делая удобным для ходьбы. Когда «ноги» стали почти одинаковыми, хотя все еще уродливыми и неуклюжими, он поднял голову над травой и наконец огляделся.
Местность была ему знакома – лес сразу за окраиной Нарметиль. Вон и свет за деревьями, там уже первые дома. Идти в город не казалось ему хорошей идеей, и он направился дальше в лес.
Боль, боль, боль, каждый шаг, каждое движение сопровождалось ей, но он упрямо двигался вперед, в любом случае стоять на месте было не легче. Не прошло и секаны, как он услышал крик. Следя лишь за тем, чтобы вновь не развалиться на части, он не заметил, что заросли стали ниже и что совсем рядом пролегает тропа до города, а идущая по ней молодая амдари заметила его в траве. В два прыжка он оказался рядом, намереваясь рукой зажать ей рот, заставить замолчать, забыв, что сам перестал быть амдаром. Когда он, налетев всем весом, повалил ее на землю, его неловкие передние конечности ткнулись ей в грудь. Он не смог достать до ее лица, у него не было пальцев, чтобы помешать ей кричать. Внезапно одна из его передних «ног» погрузилась в плоть девушки, словно та была жидкой, он начал растворяться в ней. Амдари забилась в конвульсиях, когда он вливался в ее тело, проникал туда целиком, смешавшись с ним, став его частью. Вскоре она замерла, Триан выдавил из нее энергию так же, как недавно Пустота поступила с его собственной жизнью и светом.
Он ощущал все по-новому. Раньше он мог касаться потоков энергии, направлять их, а теперь жизнь амдари была для него еще одной враждебной стихией: она жгла, сопротивлялась его вторжению, пока он не вытолкнул ее из тела девушки прочь. Боль почти ушла, теперь от воздуха, земли, влаги и света почти зашедшего солнца его отделяла мертвая плоть, а ее новой жизнью был он сам. Теперь это было его тело, надежное тело, не собиравшееся рассыпаться на куски.
Поднявшись на две ноги, поглядев на свои руки, убедившись, что пальцы слушаются его, он рассмеялся, чувствуя облегчение. Амдаром он по-прежнему себя не ощущал, но жить так уже было можно, умирать расхотелось.
Пойти в город Триан все еще не мог. Он понятия не имел, кем была его случайная жертва, и не смог бы выдавать себя за нее, так что путь его по-прежнему лежал вглубь леса. К тому же крики девушки могли слышать, возможно, кто-то бежал ей на помощь, и Триан поспешил скрыться за деревьями, держась от тропы подальше.
Глубокой ночью он набрел на лесной пруд. Жажда давно мучила его, и первым делом он вдоволь напился. И только затем он увидел свое отражение, света луны вполне хватало, чтобы его рассмотреть.
С водной глади на него смотрела вовсе не девушка, как того следовало ожидать. Там отражалось его собственное лицо, лицо Триана, но словно нарисованное неумелым художником, передавшим лишь самые общие черты поверхностными штрихами. Он нахмурился, улыбнулся, состроил гримасу, следя за тем, как отражение повторяет это. Еще одно движение мышц – и лицо «потекло», меняя форму, словно сделанное из жидкой глины. Похоже, он мог придать ему любой вид. Он постарался вспомнить собственные черты в подробностях и переделать свое лицо соответственно. Поначалу получалось не очень, но чем дольше он пытался, тем лучше слушалась его плоть мертвой амдари. Вскоре он мог почувствовать каждую клеточку ее кожи и мышц и управлять ими по своему желанию.
