ни капли. Волосы у меня на руках встают дыбом. Единственное, что у меня было после убийства моей семьи, — это инстинкт. Я никогда не подвергаю его сомнению. Здесь определенно что-то не так.
— Почему ты хотел, чтобы мы приехали в Калифорнию? ы был так настойчив по этому поводу по телефону, но мы едва вели дела с тех пор, как я приехал.
Я смотрю через стол на Арию. Она слегка ерзает на своем стуле. Возможно, тоже чувствует, что что-то не так. У нее такая сильная интуиция, моя девочка.
Я поворачиваюсь и многозначительно смотрю на своего дядю.
— Это из-за Арии?
Он планирует попытаться забрать ее у меня? Сначала ему придется вырвать ее из моих холодных, мертвых рук.
— Я просто пытаюсь завязать разговор, — говорит он, отпуская меня. — Давай просто насладимся едой.
Я отодвигаю свою тарелку, она нетронута.
— Я не голоден.
Встаю и смотрю на Арию.
— Мы собираемся вернуться в Мексику. На самом деле, прямо сейчас, — говорю я.
— Сядь на хрен, Матео, — говорит Доминго сквозь стиснутые зубы. — Мы здесь еще не закончили.
Я возвышаюсь над ним и смотрю на него сверху вниз. Он, блядь, меня больше не пугает. Когда я был маленьким, он был жестоким человеком, и я его очень боялся. Но теперь он всего лишь пехотинец под моим сапогом.
— С кем, черт возьми, ты думаешь, ты разговариваешь? Я глава familia, — напоминаю я ему.
— О, я в курсе этого. Поверь мне, я думаю об этом каждый гребаный день своей жизни. Как тебе удалось выжить и занять мое законное место, — издевается он.
Я прищуриваюсь и машу рукой в его направлении.
— Просвети меня, дядя. Расскажи еще раз, как тебе удалось выжить и остаться невредимым, когда остальная часть моей семьи была жестоко изнасилована, замучена и убита.
Годами я хотел знать правду.
— Я до сих пор помню выражение твоих глаз в тот момент, когда ты понял, что я все еще жив. Это было не облегчение. Это было удивление.
Он свирепо смотрит на меня.
— В чем ты пытаешься меня обвинить, Матео?
— Я тебя ни в чем не обвиняю. Я просто хочу знать правду.
— В тот день меня не было в городе, — начинает он, повторяя ту же историю, которую рассказывал множество раз за последнее гребаное десятилетие.
— Хватит! Больше никакой лжи! — Кричу я.
Не помню тех дней, когда его не было рядом с моим отцом. А потом он выбрал этот день, чтобы отправиться в деловую поездку. Возможно, тогда я был наивным маленьким мальчиком, но он больше не может морочить мне голову.
Ударяю кулаком по столу, прежде чем обвиняющее ткнуть в него пальцем, и требую: — Я хочу гребаную правду!
— Ты хочешь правду? — Он выплевывает, вставая, хватаясь за край стола так, что костяшки пальцев белеют. — Эта империя должна была принадлежать мне! Твой отец не знал, как ей управлять! Он загнал меня в угол, вот что он сделал!
Сейчас он кипит, и я вижу настоящую ненависть в его глазах, когда он смотрит на меня. Может быть, это было всегда, но я никогда не хотел видеть это раньше.
— Твоя семья заслужила смерть! — Сердито выпаливает он, слюна стекает по его подбородку. — Людям, которым я заплатил, было сказано не оставлять никого в живых, но ты выжил, — говорит он, недоверчиво качая головой. — Я должен был убить тебя тогда сам, голыми руками, но врачи были так убеждены, что ты не протянешь больше дня. — Он с сожалением качает головой. — Я должен был свернуть твою маленькую шейку, пока она не сломалась. Тогда все было бы моим, и я бы не работал на такого хныкающего маленького ублюдка, как ты, все эти годы!
Его откровения сильно поразили меня, но почему-то в глубине души я думаю, что всегда знал правду.
— Ты прав, — говорю со злой усмешкой. — Тебе следовало убить меня в тот день. Потому что теперь я стану твоим жнецом, дядя. Я смерть, стучащаяся в твою гребаную дверь! — Я кричу, прежде чем наклониться и выхватить маленький пистолет из кобуры на моей лодыжке.
Это не мой Глок, но пуля — это гребаная пуля. Она все равно убьет его.
Я взвожу курок и направляю его на него.
— Тебе не следовало говорить своим охранникам взять выходной сегодня, — говорю я с усмешкой, наслаждаясь страхом в его глазах.
— Красный, — говорит он, и я наклоняю голову, пытаясь понять, что он имеет в виду.
Менее чем через пять секунд я понимаю, что это было кодовое слово. Я слышу металлический звон дымовых шашек, которые бросают по коридору в комнату, прежде чем они взрываются. Моя единственная мысль в тот момент — обезопасить Арию, поскольку комната начинает наполняться густым серым дымом.
Я перелезаю через стол, умудряясь найти ее в наступившей темноте. Хватаю за руку и крепко прижимаю к себе. Я опускаю ее на пол, надеясь, что там, внизу, дым не такой густой.
Панический приступ кашля заставляет мое сердце биться в ужасном ритме. Если с Арией что-нибудь случится, мой дядя не только умрет, но я позабочусь о том, чтобы это было медленно и мучительно.
Требуется несколько минут, чтобы воздух очистился настолько, чтобы можно было видеть сквозь него. И тогда я вижу людей в черном, которые входят с поднятыми винтовками.
— ФБР! — Объявляет кто-то. — Поднимите руки!
В этот момент я понимаю, что сбылись мои худшие опасения.
Они, без сомнения, заберут Арию у меня навсегда.
Они собираются забрать мою маленькую пленницу, и я ни черта не могу с этим поделать. Я никогда больше не увижу ее после этой ночи.
— Ария, — стону я, когда мы медленно встаем.
Я смотрю в ее блестящие глаза медового цвета, запоминая каждую черточку прекрасного лица. Облизываю губы, желая сказать ей, как много она для меня значит. Как сильно я ее люблю. Но понимаю, что было бы не очень честно признаваться в своих чувствах в подобной ситуации, не оставляя ей выбора в этом вопросе. Итак, если я не могу произнести нужные слова, то могу, по крайней мере, показать ей, как много она для меня значит.
Поворачивая ее в своих объятиях, я прижимаю ее спиной к своей груди, а затем приставляю пистолет к ее виску.
— Прости, Ария, — шепчу я ей на ухо.
Глава 56
Ария
— Мне жаль, Ария, — шепчет Матео.
Все мое тело дрожит от его слов.
За что он извиняется? Он сожалеет о
