Книга Клятва королевы - К. У. Гортнер

Я взволнованно расхаживала по своим апартаментам в Тордесильясе. Окна высокой башенки выходили на деревушку, носившую имя замка, и широкое русло мутной реки Дуэро далеко внизу, а дальше, насколько хватало глаз, тянулось окрашенное в цвет охры пыльное плоскогорье. Где-то на этой равнине, в окрестностях города Самора, Фернандо сражался с Альфонсо Пятым и его войском.

Наша последняя встреча была самой короткой из всех, что я помнила. Презрев совет доктора Диаса, я отправилась в Себрерос ровно через два дня после выкидыша. Инес встревоженно суетилась вокруг, Чакон по-отечески возражал, Диас предупреждал о серьезных осложнениях, но ничто не могло изменить моего решения. Все, чего мне хотелось, — бежать из этой жуткой комнаты, от стен которой словно отдавалось эхом несбывшееся обещание, и гнать коня что есть мочи, чтобы вновь увидеть лицо любимого.

Фернандо ждал меня в цитадели. Я шла по булыжникам под затянутым грозовыми тучами небом и видела грусть на его ожесточившемся лице, в ввалившихся глазах. Я бросилась в объятия мужа, не обращая внимания на собравшихся вокруг солдат, чиновников, придворных и грандов. Прижалась к его пахнущей потом и солнцем шее и прошептала:

— Прости меня. Мне так жаль.

Он привлек меня к себе:

— Изабелла, любовь моя, луна моя, — что бы я без тебя делал?

Его нисколько не волновал ребенок — только то, что выкидыш едва не стоил мне жизни. Мы вдвоем направились в приготовленные для меня комнаты, украшенные моими гобеленами и мебелью, которые он приказал доставить из Сеговии.

— Зачем? — проговорила я, чувствуя подступившие к глазам слезы. — Такие расходы…

— Да ладно. Что значат еще немного мараведи?[33]— улыбнулся он.

С Исабель все в порядке, заверил он меня в ту ночь, когда мы лежали, обнявшись в постели, и прислушивались к нескончаемому стуку дождевых капель о стены замка. Она под надзором Беатрис и Андреса в алькасаре, где с ней ничего не могло случиться. Мы не говорили о надвигающемся на нас враге, об угрозе, от которой ничто не могло нас защитить. Мы ласкались и целовались, затерялись в запахе и прикосновениях друг друга и по молчаливому согласию больше не упоминали о потере, хотя оба остро ее ощущали.

Он покинул меня перед рассветом, облаченный в доспехи, во главе собранного нами разношерстного войска, что состояло из вассалов и слуг, добровольцев из отдаленных селений, возчиков, пажей, горожан, мелких вельмож и осужденных, которым заменили тюремное заключение возможностью сражаться за Кастилию. Проезжая по подъемному мосту над ущельем, под развевающимися знаменами с изображением наших стрел и уз, он обернулся и поднял руку в перчатке.

— Изабелла, mi amor! — крикнул он. — Жди меня!

И я ждала неделю за неделей, пока влажный июнь сменялся знойным июлем. Мне постоянно докладывали о происходящем курьеры, носившиеся в лагерь Фернандо и обратно; от них я узнала, что Альфонсо трусливо окопался за непреодолимыми стенами Саморы, отказался выйти и сразиться, хотя Фернандо вызывал его на поединок. Солдатам пришлось организовать осаду, копать траншеи и травить колодцы, пока припасы не подошли к концу и наступление, в которое мы вложили столько надежд, средств и сил, не начало разваливаться.

— Дай нам победу, — молилась я. — Дай нам восторжествовать. Ты забрал у меня дитя, так подари хоть это.

Я до сих пор не понимала, что попытка договориться с Всемогущим лишь разжигает Его недовольство.

Двадцать второго июля, когда я расхаживала по комнате в замке Тордесильяс, прибыл гонец с письмом, написанным почерком, которого я сперва не узнала. Я в ужасе прочитала его, взглянула на изнуренного гонца и твердым как камень голосом сказала:

— Возвращайся и скажи ему, что я запрещаю. Ни одна башня в Кастилии не должна попасть в их руки.

— Majestad, — съежившись, ответил курьер, — слишком поздно. Португальцы захватили Торо и отрезали снабжение нашего войска. Солдатам не хватает свежей воды и еды. У людей начался понос, пошли разговоры о том, чтобы отказаться от борьбы и перейти на сторону португальцев. Король приказал отступать, прежде чем солдаты начнут дезертировать. Они уже на пути сюда.

Клочки разорванного письма полетели на пол.

— Принесите мою шляпу! — крикнула я. — И оседлайте коня!

Снаружи стояла такая жара, что казалось, где-то рядом поселился изрыгающий адское пламя демон. Задыхаясь, я проехала через подъемный мост, по круто уходившей вниз дороге, мимо деревушки, по дамбе через реку, а затем выехала на пышущую жаром равнину. Там приказала поставить навес и принести складной стул и стол, после чего стала ждать, слушая лишь тяжелое дыхание Канелы, что стоял возле моих секретарей и Инес. Кубок с водой оставался нетронутым на столе. Шли часы. Когда на равнину опустились фиолетовые сумерки, я наконец увидела на окрашенном алым заревом горизонте силуэты измученных бредущих людей.

Я села на Канелу, подняла руку — знак, что мне не требуется ничье общество, — и выехала навстречу возвращающемуся войску. Во главе его ехал Фернандо с адмиралом; лица их были измождены, с носа слезала обожженная солнцем кожа, грязные волосы спутались. Их доспехи лязгали в корзинах на боках уставших, покрытых пеной лошадей.

Больше всего меня разгневал именно этот звук — лязг сброшенных доспехов, не запятнанных кровью врага.

Заметив меня, Фернандо удивленно поднял взгляд, затем пришпорил коня и устремился вперед, словно пытаясь оказаться как можно дальше от солдат, которые не были изначально убеждены в успехе нашего предприятия и тем самым обрекли нас на поражение еще до того, как мы успели ранить хотя бы одного португальца.

— Изабелла, — запинаясь, начал он, — у меня… у нас не было выбора. Они не оставили бы город; они спрятались за крепостными валами Саморы и осыпали нас стрелами, камнями и собственными отбросами.

Голос его дрожал от унижения:

— Альфонсо смеялся надо мной, стоял на стене, смеялся и издевался! Говорил, что у себя в уборной он лучший король, чем я в Кастилии. Он отказался от предложенного мной поединка, заявил, что предпочитает подождать, пока все мы медленно не умрем, словно мухи на дерьме.

Я не сводила с него взгляда, пытаясь призвать сочувствие, жалость, какое-нибудь чувство из того склепа, где прежде находилось мое сердце. В конце концов я холодно сказала: