скромное жемчужно-серое платье, с покрывающей голову белой косынкой, помогающей страждущим. Периодически в эти идеалистические мечты вклинивались переживания о матери, которой тяжело далось бы расставание с дочерью. Любовь Валериановна будто чувствовала, что Муня что-то замышляет, и загодя начала болеть. Но даже страх за мать не остановил девушку, и, в конце концов, она решилась просить помощи у Феликса, который был близок к Великой Княгине и мог замолвить о давней приятельнице словечко.
Молодой князь искренне хотел помочь мадмуазель Головиной, которая так трепетно относилась к его брату и которая слишком тяжело переживала смерть Николая. Правильнее сказать, никак не могла пережить.
Воспользовавшись удобным моментом, когда Великая Княгиня навещала мать в Петербурге, он передал ей просьбу Муни, описав в паре слов суть проблемы.
– И как давно она приняла решение оставить все мирское? Взвешенное ли это решение или сиюминутные порыв?
– Насколько я знаю, она до сих пор колеблется, хотя все больше и больше склоняется к выбору духовной стези.
– Сколько же ей лет?
– Что-то около двадцати!
– По-моему, лет семнадцать-восемнадцать, – уточнила Зинаида Николаевна. Эта идея ей явно была не по душе.
– Она слишком юна, чтобы разумно оценить все, чем ей придется пожертвовать…
– Не думаю, что она вообще понимает, что значит уйти в монастырь. Может быть, я не права, но все это отдает нервной экзальтацией, попыткой привлечь к себе внимание: «Смотрите все, как я страдаю!» – Муня начала раздражать княгиню бесконечными обращениями к Феликсу, будто он пожизненно обязан был о ней заботиться. Она вела себя, как будто была невестой Николая, хотя тот явно отдавал предпочтение другой. Конечно, лучше бы он любил Муню и остался жив. Но, к несчастью, это было не так, поэтому у мадмуазель Головиной не было никаких оснований требовать к себе больше внимания, чем у любой другой девушки из их театральной труппы.
– А что ее родители? – продолжала расспрашивать Великая Княгиня.
– Отец умер несколько лет назад.
– А мать что по этому поводу думает?
– Не знаю. Я не уверен, в курсе ли она уже. Возможно, Мария не хочет ее расстраивать пока нет ответа…
– Кстати, она же племянница жены Павла, если я не ошибаюсь, – вспомнила вдруг Зинаида Николаевна.
Елизавета Федорова окончательно расстроилась.
Складывалось ощущение, что никуда невозможно было деться от этой семьи. Любимая фрейлина Аликс, Анна Вырубова, – сестра жены пасынка Павла. Теперь племянница его жены желает поселиться непосредственно у нее в обители. У Великой Княгини не было паранойи, но засилье родственников этой дамы с подмоченной репутацией вызывало непроизвольное желание от них дистанцироваться. И все же, если бы она понимала, что это был бы правильный, богоугодный выбор, она смогла бы смириться.
– Феликс, милый, объясни, пожалуйста, своей приятельнице, что ей нужно еще подумать. Самое плохое, что может произойти, это ежели кто-то не попадет в обитель, потому что место занято человеком случайным. Вообрази, что через полгода девушка поймет, что жизнь затворническая слишком тяжела, что она погорячилась и решение приняла под влиянием чувств, а кто-то за это время может погибнуть, потому что для него выхода другого, кроме обители, не было… Пусть она пока займется благотворительностью в миру, пусть молится, и Господь непременно наставит ее на пусть истинный. Через какое-то время можно вернуться к этому разговору, ежели все еще будет стремление. Но я думаю, она найдет утешение в помощи ближним и порадует мать, выйдя замуж… Первая и главная ее обязанность – забота о матери. Ежели ее уход принесет боль самому близкому, дорогому человеку, разве угодно было бы это Господу? Ты, кстати, тоже не забывай, что должен быть рядом с мамá, пока она не поправится.
– Я неотступно рядом с мамá! – Феликс не лгал. Он много времени проводил с матерью, которая еще не оправилась после жуткого потрясения и была в трауре, поэтому в свет не выходила. Вечерами отец пропадал в клубе, и мать с сыном проводили время тихо вдвоем. Молодой человек изнывал от скуки, пытаясь придумать, чем наполнить свою жизнь.
Феликс отписался Муне, которую отказ поверг в полнейший шок. Если бы к тому моменту она не выплакала все слезы, она разразилась бы самыми горькими рыданиями. Не было душе ее покоя.
ХVII
В том году парижский сезон «Русского балета» Дягилев открыл триумфальной постановкой «Павильон Армиды». В главной партии блистала молодая танцовщица яркой восточной красоты Вера Каралли. Дмитрий, который сидел в ложе театра Шатле рядом с отцом и мачехой, был совершенно заворожен ею. В конце представления, следуя примеру экспрессивных французов, он вскочил и аплодировал, что было мочи. Павел и Ольга тихонько посмеивались такому неожиданно пылкому выражению любви к искусству.
– Я узнала у Дягилева. Эта Каралли, оказывается, солистка Большого. Ты не видел ее раньше, Дмитрий?
– Нет, я как-то больше любил оперу… но теперь, пожалуй, я стану поклонником балета! А нельзя ли мне еще раз попасть на «Павильон»?
– Будь аккуратен, – весело заметил Павел. – Ты можешь дать почву для пересудов. За тобой внимательно наблюдают и могут решить, что тебя очаровала какая-нибудь балерина… Однако ежели ты обещаешь вести себя благоразумно, мы можем еще раз посмотреть этот балет, скажем, дня через три-четыре. Я постараюсь освободить какой-нибудь вечер.
Павел, как и обещал, пришел с сыном на «Павильон Армиды» через несколько дней, но, к огромному разочарованию Дмитрия, в составе произошла замена и вместо Каралли танцевала тонкая, хрупкая Анна Павлова, которая хоть и была невообразимо хороша, если уж совсем откровенно, она была более талантлива и технична, чем предыдущая балерина, на гостя из России такого магического впечатления не произвела.
Мария в этот раз приехать к отцу не могла. В мае у нее родился мальчик Леннарт.
Судя по словам Дмитрия, ее письмам и сведениям, долетавшим до Павла из Швеции, Мария не грустила. Тревоги о том, что девушка будет страдать в браке без любви, не материализовались. Казалось, дочь была весьма довольна жизнью. Даже чересчур.
Постепенно слухи об образе жизни дочери стали принимать настораживающий характер. Когда в очередной раз Мария приехала погостить в Париж, Павел решил вразумить ее, но все никак не мог начать разговор. Мария облегчила его задачу, сама подведя к непростой теме.
– Мне ни на что не хватает денег! – возмущенно заявила дочь, вернувшись после многочасового шатания по магазинам. – Я не могу позволить себе заказать одежду у модных кутюрье, приходится, как простолюдинке, покупать готовое платье!
– Быть может, у тебя много трат? Посмотри на свои расходы. Отчего-то имеет смысл отказаться?
– Не в этом дело! Просто тетя, желая побыстрее выдать меня замуж, не вникла
