— Дом Саади, налево глубина, я чую лишь глубину… Ах, дьявол, как горячо!
— Так и должно быть, упрямое ты насекомое! — превозмогая боль в ошпаренном языке, прокричал ловец. Ладони скользили по жирным щетинкам длинного паучьего брюшка, Рахмани чувствовал, как непоправимо сползает назад, хотя водомер держал туловище строго параллельно поверхности воды.
— Так и должно быть, Олаф наложил на остров тройное заклятие пути и к тому же постоянно сбрасывает в озеро бутылки с тьмой…
Больше Снорри не спорил. Шустро отталкивался чешуйчатыми ходулями от бурлящей, иссиня-черной воды, с хрипом выдыхал, со свистом втягивал пар и послушно нес свою ценную ношу к сердцу Кипящего озера.
Остров они так и не увидели и неминуемо проскочили бы мимо, если бы Рахмани не считал песчинки. Наступил момент, когда он приказал водомеру резко взять вправо, затем, спустя пару гязов, — свернуть влево и даже несколько назад. Снорри выполнял маневры, сквозь зубы, спрашивая себя, хватит ли сил выбраться обратно. Застенки доминиканцев в Порте ему уже казались не столь ужасными, по сравнению с перспективой заживо свариться. Он родился водомером, но не на Зеленой улыбке, где все превращения происходят в три раза тяжелее, а мышцы, даже подкрепленные колдовским варевом, могут отказать гораздо раньше, чем планировалось. Вор из Брезе возил своего старшего друга и избавителя на остров дважды, но сам неминуемо пронесся бы мимо. Существовало нечто такое, чем владели лишь дом Саади и хитрец Олаф, точнее, все хитрое семейство Олафа…
Совершенно неожиданно, после четвертого крутого виража натяжение воды ослабло, Снорри едва не провалился в глубину, отчаянно заработал конечностями, и… чуть не ткнулся головой в рыжую береговую гальку.
Рыжий остров словно висел посреди серого облака, его пустынный галечный пляж навевал тоску. Ни единой травинки или зеленого листка не украшало мрачный пейзаж. За широкой полосой гальки вздымались отвесные скалы, похожие на гладкие бока невиданных морских чудищ, выбравшихся погреться на берег. Желтые, багряные линии, прозрачные стекловидные вкрапления перемежались с черными полосами, обозначая смену геологических эпох. Со скал ручейками текла вода, мелкими звонкими водопадами обрушивалась на гальку. Только бесконечное журчание нарушало тишину. Два Мизинца упал на брюхо, разбросал ноги по твердым камням и одним глазом следил за космами тумана, цеплявшимися за верхушки скал. Казалось, что небо вплотную прибили к земле, и вот-вот закончится воздух, годный для дыхания.
— Пошли, — Рахмани пробежался до пестрого теплого монолита, среди десятков щелей отыскал нужную тропку в глубину острова. — Снорри, нам повезло застать отлив. Пошли скорее, пока вода не начала подниматься.
Проклиная свою бестолковую судьбу, водомер кое-как собрал в кучку свои дрожащие обваренные конечности и заковылял в гору, оскальзываясь и чертыхаясь. Он еле пропихнул сквозь щель свое голенастое, ставшее неуклюжим на суше тело. Тропа выглядела так, словно кто-то провел линию на бумаге, а затем смял эту бумагу в кулаке. За несколько песчинок Снорри приобрел больше царапин и ссадин, чем за предыдущий год. Он подвернул ногу, дважды поранил ступню на острых камнях, поспевая за неуловимо-ловким Рахмани, и успел заготовить пламенную гневную речь. Он собирался витиевато, но не слишком культурно высказаться в адрес самого ловца, которому вдруг приспичило удирать именно через этот, скрытый в Кипящем озере, Янтарный канал, и в адрес перевертыша Олафа, которого не затем дом Саади спасал от инквизиции, чтобы тот набивал брюхо и дрых, вместо того чтобы встречать друзей…
Отдуваясь, Снорри вынырнул из переплетения каменных глыб, с наслаждением окунул ноги в прохладный рыжий песок, и… моментально забыл о всех проклятиях, которыми собирался наградить Олафа и его семейство.
Потому что семейства перевертышей больше не существовало.
25ТРОЕ В ЯМЕ
— Тебя предали полукони? — Я прижалась к решетке в попытке дотянуться до Зорана рукой. Не сразу я поняла, почему он не тянется ко мне навстречу. Позади моего мужа проходила горизонтальная железная свая, на которую было нанизано кольцо с его ножных кандалов. Он мог перемещаться исключительно вдоль сваи, ни на шаг не приближаясь к кольям, разделяющим надвое яму. В дальнем углу я заметила миску с мятыми овощами и бутыль с мутной водой. — Зоран, сколько ты тут просидел?
Мой муж.
Мой красавец, балагур и бродяга. Старший сын дома Ивачича, владелец торговой империи.
В яме. С разодранными в кровь коленями, в репьях и лишаях. Вокруг него витал стойкий аромат некачественного опия, заглушавший прочие запахи. Мне показалось, что сквозь опийную блокаду пробивается что-то очень неприятное, но… Так и не уловила.
Они его нарочно заставляли курить. Эти мерзавцы знали, как обезопасить себя от гнева пленника.
— Долго… — Он облизал запекшиеся губы и попытался улыбнуться. — Мы… мы отыскали Плавучий остров, мы отыскали целую колонию нюхачей… семнадцать девственных самок… но главное даже не это… мы впервые вступили в переговоры с пигмеями… Марта, ты понимаешь, что это значит?..
По моим ногам пробежала крыса. Я решила, что надо прощупать руками все по кругу, вдруг найдется… неизвестно что, но что-нибудь полезное. Потерявшийся двести лет назад топор.
— Я очень хорошо понимаю, куда мы оба вляпались, — простонала я. — Меру песка назад я всего лишь несла мертвый Камень пути и никому не причиняла вред. А сейчас я вместе с тобой буду обвинена в контрабанде, в покушении на собственность сатрапии, в подстрекательстве к военному перевороту, каждый из этих параграфов тянет на ночевку в муравьиной куче… Кстати, Зоран, — спохватилась я. — А почему ты до сих пор жив?
Не могла же я прямо тут, сквозь колья, прощебетать, как я соскучилась по его рукам, по его щетине и его твердому хвосту…
— Потому что я сумел договориться с пигмеями… Впервые они не дрались с нами, не кидались змеями, а сами пошли на переговоры. Желтое море становится слишком холодным для них, горячие течения ослабевают. Пигмеи намерены увести Плавучие острова южнее, намного южнее, к Суматре, если понадобится — они будут кочевать на запад до самого Леванта… Но там опасно. На юге их атакуют черноногие со своими ящерами и личинками гоа…
— Ну и что? — Я вытряхнула из-за шиворота рогатого скарабея. — Какое мне дело до пигмеев?
Зоран повернулся боком, и стала заметна грязная повязка, закрывающая его правое ухо. Мне захотелось завыть, начать биться лицом о скользкие колья и тут же расхохотаться от счастья. Зоран нес какую-то чушь, но он был жив, и мы были вместе.
Что-то кольнуло меня под левую грудь.
Обрывок воспоминания. Десятилетняя девочка в становище торгутов, теплая ладонь высокого ламы Урлука шутливо дает подзатыльник, но упрямые звезды порой ошибаются. Шаманки нашептывали тебе, что ты своими руками убьешь любимого одноухого мужчину…»
— Что у тебя с головой, Зоран?
— Уже заживает, неважно… Один подонок укусил, ха-ха-ха…
