Но ведь не для этого он сюда проник?! «Грейтона» нужнопривести в любой из российских портов, крайне желательно вместе с этой отбритойтроицей. Вот только как этого добиться? Корабль, как и крепость, в одиночку незахватишь. Подняться на мостик, приставить капитану дуло к виску и приказатьизменить курс? Троица боевиков, почуяв неладное, вмиг изрешетит из трехстволов, а то и старший помощник подключится. Повязать предварительно господбоевиков? Но как прикажете сделать это в одиночку?
Еще с первой ночи он строил разнообразнейшие планы, но всеони при вдумчивом рассмотрении оказывались невыполнимы. Это напоминало шутливуюгимназическую задачку о козе, волке и капусте…
Но ведь было решение у задачки! Как же и здесь придуматьчто-то подобное?
Если бы знать, что происходит на суше! Донесение Багрецованаверняка уже попало через Вену к полковнику Герасимову в Петербург, но что всостоянии предпринять о н?! Невозможно же вывести в море весь Балтийский флот инацелить его на поиски определенного корабля, никто на это не пойдет даже радизахвата транспорта оружия. При самом удачном обороте дела пошлют два-трикорабля, осведомят пограничную стражу… ищи иголку в стоге сена! Он уже насобственном опыте убедился, каких трудов стоит обнаружить и перехватить в мореодинокий корабль.
Полезной новинки, радиоаппарата Маркони, на судне неимеется, а впрочем, Бестужев все равно не умел с ним обращаться, радист же дажес пистолетом у виска мог бы передать отнюдь не то, что ему велели, – и кактут его проконтролируешь? Нет, ни к чему тратить время на такие раздумья – всеравно нет радиоаппарата…
Он еще раз изучил карту, темную карандашную черту, почти ужеутыкавшуюся в ту развилку. Некий план все же имелся – довольно-таки авантюрный,но и небезнадежный…
Другого ведь и нет вовсе!
Из снаряжения у него имелся лишь артиллерийскийпризматический бинокль, неведомо зачем купленный в Кайзербурге. Казалось самыместественным поступком приобрести бинокль, выходя в море. А вдруг для чего-топонадобится? Чуть ли не у всех туристов, которых он видел и в жизни, и накартинках в иллюстрированных журналах, на шее висел бинокль.
Ну и оружие, конечно. Обойдя полдюжины оружейных лавок Кайзербурга,он подобрал более или менее подходящий револьвер, бельгийский наган образцасемьдесят восьмого года, выпускавшийся для шведской армии. Браунинг, конечно,великолепное оружие, но далеко не во всех ситуациях. Учитывая, что емупредстояло в одиночку драться против неизвестного по численности и неведомо чемвооруженного противника, выбор был не так уж плох – в отличие от российскоготрехлинейного нагана, шведский был посолиднее калибром, более чем в три споловиной линии,[54] заряжался мощными патронами на дымномпорохе, посылавшими пулю гораздо дальше и делавшими ее более убойной на дальнейдистанции, чем у привычного нагана.
Надо решаться, иначе будет поздно…
Он надел тяжелый моряцкий бушлат с капюшоном, натянувпредварительно одолженную у помощника шерстяную фуфайку, сунул револьвер вправый карман, отправил туда же горсть патронов россыпью, прихватил бинокль вфутляре, из суеверия на пару секунд присел на дорожку, перекрестился. Вышел вкоридор и направился в каюту старшего помощника.
…Палуба была пуста, как присутственное место в воскресенье.Несмотря на все отрицательные стороны корабельного бытия, Бестужев обнаружил втамошнем укладе и одну безусловно положительную черту. На корабле подобноготипа не встретишь лишних свидетелей, праздношатающихся бездельников. Матросылибо заняты на вахте внутри судна, либо отдыхают. Никто из них не торчит напалубе, поскольку, надо полагать, морские виды им давно осточертели. У трапа,ведущего на капитанский мостик, болтается, правда, вахтенный, но он далеко,торчит главным образом на носу, Бестужева от него заслоняют надстройки. Могут,конечно, забрести на палубу и загадочные пассажиры, может появиться боцман,самый занятой на корабле человек, не знающий покоя ни днем, ни ночью. Но сэтими возможными помехами придется смириться, поскольку устранить их неполучится…
Под открытым небом было все то же самое – серый небосклоннад головой с редкими просветами синевы, дул прохладный ветерок, волновалосьморе, и справа бесконечной полосой тянулся берег – родной, российский, тут бы исронить скупую слезу, тут бы и размякнуть душою, да нет времени на этибесполезные выходки…
Он поставил на палубу жестяную банку с белой краской,выданную хмурым боцманом по распоряжению помощника. Об заклад биться можно,помощнику просьба не понравилась, он промолчал, конечно, без прекословийвыслушал Бестужева, туманно сославшегося на высшие интересы дела и прямойприказ майора, запретившего откровенничать с кем бы то ни было, – но одинбог ведает, что у него на уме…
Сорвав крышечку, Бестужев примерился к качке, обеими рукамиподнял банку, чуть перегнулся через низкие железные перила, выплеснулсодержимое, выпустил банку и побыстрее выпрямился – а то, чего доброго,еще и за борт вывалишься, никто и не заметит, а до берега далековато, сквернопришлось бы неумелому пловцу, отягощенному к тому же одеждой…
Цепляясь за перила обеими руками, посмотрел вниз. Ну, вобщем, получилось не так уж плохо – по всему борту, сверху вниз, протянуласьобширная и длинная белоснежная клякса, которую ветерок уже размазывалпоперечными потёками. Будет заметно издали…
Достав бинокль из футляра, он стал придирчиво осматриватьморе в поисках подходящей жертвы. В отдалении маячили парусные рыбацкие лодки,но они не подходили. Как и пароход под датским флагом, проплывший навстречу.
Он озяб, но не покидал палубы. Через полчаса справа наподходящей дистанции показалась белая яхта, кроме российского флага несшая ещеи многоцветный вымпел какого-то яхт-клуба. За штурвалом стояла фигура свнешностью типичного остзейского барончика – с усами а-ля Вильгельм Второй, взаломленной на прусский манер белой фуражке. Ну, конечно, кому и развлекатьсятут парусным спортом, не чухонцам же?
Прибалтийский немчик – это хорошо. Это прекрасно. Немецлюбит порядок, а о нарушении оного, тем более вопиющем, считает своим долгомнезамедлительно сообщать по начальству. В этом смысле Охранному отделениюгораздо легче с ними работать, сотрудничать в некоторых скользких вопросах…
Бестужев полез в карман за револьвером. И увидел, как напалубу выбрались двое светлоголовых мальчишек – отсюда видно, державшиесячуточку испуганно, но и в то же время явно воображавшие себя кем-то вродеКолумба и пиратского капитана в одном лице. Дети…
Он с сожалением вынул руку из кармана. Парнишки, конечно, непострадали бы, но все равно рука не поднимается. «Господи! – взмолилсяон. – Нерадивый из меня христианин, но пошли мне подходящую цель! Я ведьне о себе прошу, не о своем удобстве забочусь! Если они доплывут, кровьпрольется, горячая, алая! Господи, помоги безвинным, сохрани и спаси!»
