и договаривались, я сбавил скорость, чтобы не уезжать далеко от задней машины. Тарас начал расстреливать и её. Она завиляла по трассе.
Вдруг я почувствовал удар в районе правого переднего колеса, наш автомобиль потащило в сторону. Я почувствовал, как колеса отрываются от земли, и мы начинаем переворачиваться. Больше всего я испугался за Тараса, который не был пристёгнут и высовывался в окно, чтобы вести огонь. В последнюю долю секунды Яром я вытолкнул Тараса из машины через окно, как раз перед тем, как сторона, с которой он только что высовывался, ударилась об асфальт.
Машина сделала оборот и снова встала на колеса. Я отстегнул ремень и выскочил на улицу. Рядом приземлился Тарас:
— Барин, целы? — спросил он.
— Цел, ты как? — ответил я, дергая дверь со стороны, где сидел Экин.
— Цел, спасибо вам, век не забуду, что подстраховали, да ещё и в такой ситуации, — ответил дядька, помогая мне тянуть дверь. — Это они Яром нам колесо выбили.
— Ага, — кивнул я, — надо было мне так с ними сделать, жаль, что я не догадался.
Дверь не поддавалась, и я дёрнул её Яром, сорвав, как золотинку с банки растворимого кофе. Мы увидели Экина. То, что я велел ему пристегнуться, возможно, спасло ему жизнь. Он помотал головой и выкарабкался из машины.
— Руки-ноги целы? — спросил я.
— Ага, — кивнул Экин.
Тарас сунул ему карабин.
— Расстреливай всех, кроме нас, — сказал он курьеру.
В сторону нас бежали люди из второй машины бандитов. Было темно, но, судя по силуэтам, у кого-то из них были биты, а у других наверняка были ножи.
Я крикнул:
— Я — направо! Тарас, ты — налево!
Мы разлетелись в разные стороны. Внизу и позади раздались выстрелы, это Экин встретил бегущих к нему бандитов.
Я сформировал защиту вокруг себя и полетел ко первой машине, той, что после выстрелов Тараса ушла с трассы. Она тихо горела синим огнём. От неё к трассе бежали бандиты. Выделить из них Шавика не представлялось возможным. Решение пришло само собой. Я подлетел к горящей машине и взял Яром горящий бензин из бензобака. Я полетел вслед подбегающим к трассе бандитам, по воздуху в ночной темноте за мной тянулась яркая пламенная струя. Красивое, должно быть, издалека было зрелище.
Догнав бандитов, я густо обмотал их горящей струёй. Послышались страшные вопли. Из горящего кольца лишь один силуэт выбежал невредимым. Это и был Шавик, сформировавший вокруг себя защиту из Яра. Только я собрался что-нибудь предпринять по отношению к нему, как горящие бандиты стали подниматься в воздух и лететь в моём направлении. Значит, Шавик увидел меня и решил забросать своими же подельниками.
Я приземлился. Мы находились возле второй машины. Я заметил, как от одного из горящих бандитов отделился огонёк и полетел в сторону автомобиля. В последний момент я отскочил гигантским прыжком. Взрывная волна подхватила меня в воздухе, и я, слегка корректируя траекторию Яром, приземлился. Уши заложило. Шавик взорвал машину, надеясь, что взрыв зацепит меня.
Правда, в следующее же мгновение я понял, что он взорвал машину ещё и для того, чтобы лучше видеть меня в свете пламени. Понял я и для чего ему это было нужно: по моей защите застучали пули. У Шавика был и Яр, и пистолет.
Судьба сообщников Шавика, очевидно, совсем не волновала. Я тоже не знал, как обстоят дела у Тараса и Экина в деле противоборства с остальными бандитами, поскольку всё моё внимание было приковано к их предводителю.
— Ты кто такой? — крикнул Шавик. Его акцент был таким же как у Экина.
— Матвей Мартынов! — ответил я.
— Что тебе нужно, Матвей Мартынов? — спросил Шавик.
— Как будто ты не знаешь! — усмехнулся я и, сформировав позади него небольшую стенку из Яра, бросил в него горящую машину. Он, однако, вместо того чтобы отступить назад и упереться в мою стенку, оказавшись в ловушке, прыгнул вперёд, нырнув под летящим автомобилем. Я ожидал, что он атакует Яром в ответ, и действительно: по моим щитам что-то стукнуло. Но и только. Я не ожидал, что атака будет такой слабой, и лишь выставил зря дополнительный щит.
Разозлённый бессмысленной тратой Яра, я попытался набросить на его голову вакуумный пузырь, как я поступил с покойным князем Гуриели. Шавик легко ускользнул, причём Яра использовал он совсем немного, лишь чутка помогая себе увернуться.
«Вот оно что!» — подумал я. — «Шавик умело умело использует свой небольшой резервуар, почти не тратя Яр, но заставляя меня тратить много сил. Он хочет меня измотать!»
Конечно, хорошо, что я разгадал его тактику, но, что с ней делать, как противостоять, было не совсем понятно. От прямых атак Шавику пока удавалось увернуться. Я почувствовал небольшой удар в мою защиту сзади. Отскочив на пару шагов в сторону, я обернулся и увидел лежащий на земле небольшой кусок металла. Шавик собирается дёргать меня маленькими, почти ничего не стоящими для него атаками, провоцируя на крупные траты Яра. Ведь я не знаю, какой будет следующая атака, сильной или слабой, и, следовательно, всегда должен использовать полноценную защиту.
В голове промелькнула сцена дуэли между Валерием Мартыновым и графом Григорием Озёрским. Как у Валерия всё быстро и просто получилось! Наверное, так же бы получилось и у меня, если бы я был таким же тренированным с детства воином, как и Валерий. Но я был стюардом Мартыновым, у которого опыта владения Яром было меньше, чем даже у моего противника Шавика, который, хоть и не учился с частными инструкторами, зато хотя бы владел своим резервуаром всю жизнь и, должно быть, немало его использовал в боевых столкновениях.
Он стоял в метрах пяти от и держал меня на прицеле пистолета.
— Сдавайся, — сказал я ему. — Сейчас мои люди покончат с твоей шантрапой, и ты останешься один против троих.
Шавик молчал. Я плохо видел в темноте, но, наверное, у него были такие же, как у Экина или Фануччи, сросшиеся брови и чёрные глаза, в которых сейчас отражался свет горящего автомобиля. Какая-нибудь восторженная дура, вроде графини Анастасии Воронцовой, нашла бы это очень красивым и поэтичным.
— Если ты сдашься, ты выживешь, Шавик, — продолжал я. Я решил надавить на его самовлюблённое эго, на его жажду власти, любой власти: — Да, ты отправишься на каторгу, но там ты сможешь стать авторитетом среди заключённых. Целый лагерь, который подчинён тебе, разве не этого ты хочешь?
Вообще, я мог оставить его в живых, хотя для меня это означало бы разного рода неприятности в виде объяснения того, почему я
