– Да нет, – сказала Липкина. И продолжила зазывать: – Молоко, творог свежий, сметана, подходим, берем...
Но голос ее был почему-то таким тихим, что вряд ли кто из покупателей мог его расслышать.
Через некоторое время Константин собрался отойти.
– Ты куда? – спросила Липкина.
– В туалет! – раздраженно ответил Константин.
Липкина попросила стоявшую неподалеку Сущеву присмотреть за товаром, а сама незаметно пошла за Константином.
Увидела издали: тот разговаривал у входа с кудлатым. Кудлатый ехидничал и явно наглел. Константин дал ему денег, он не унимался. Константин взял его за ворот и вышвырнул из рынка. Тот что-то кричал и злорадно смеялся.
Липкина вернулась на место.
Пришедшему Константину ничего не сказала.
Молчала и тогда, когда они возвращались в автобусе. Хотя сидели рядом.
Суриков поглядывал, поглядывал в зеркало и решил пошутить.
– Между прочим, у нас автобус бесплатно только для местных!
– А тут все местные! – весело крикнул Константин. – Правда, Маша?
Но Липкина и тут промолчала.
Тогда Липкин встал, пошел к Сурикову. Швырнул сотенную бумажку.
– Сдачи не надо!
– Да ладно, пошутил же я!
– А я таких шуток не люблю. Понял?
Константин сказал это так, что и Сурикову, и всем остальным стало как-то не по себе.
Даже разговоры стихли. Впрочем, уже въехали в Анисовку.
15
Въехали в Анисовку, один из первых домов был Липкиной.
Там толпился народ. Само собой, все, кто ехал в автобусе, вышли полюбопытствовать: в чем причина сборища?
А во дворе были Михалыч с Геной, Андрей Ильич, Ваучер, Акупация, Микишин, Савичев. Много еще кто. И капитан милиции Терепаев из района.
Терепаев выглядел недовольным.
– Андрей Ильич, разгони народ, помешают следствию!
– В самом деле, чего собрались? Ваучер, тебе чего тут надо?
– Говорят, украли.
– Что украли?
– Не знаю. Говорят, много.
Андрей Ильич только махнул рукой. А Терепа– ев двинулся навстречу вышедшему из автобуса Константину.
– Ваши документы! – потребовал он.
– Да он это, он! – закричал Гена. – Весь вечер зубы нам заговаривал, подпоил, а проснулись – нет ничего! Все инструменты спер!
Терепаев наставил палец на Липкину.
– Э...
Она поняла значение жеста:
– Мария Антоновна Липкина. Заслуженная учительница Российской Федерации.
– Ваш муж когда ночью пришел?
И тут Липкина взвилась во всю мощь, которая ей присуща от природы, недаром ее голос, когда она проводила уроки, был слышен не только во всей школе, но и за ее пределами:
– Муж?! А какой он мне муж? Явился неизвестно кто, да еще вор оказался! Еще мне этого позора не хватало, чтобы ворюга мужем моим был! Это самозванец, товарищ милиционер! Мой Константин тоже был человек... Слишком веселый. Но вором никогда не был, все помнят!
– А как же ты его тогда за мужа приняла, Мария Антоновна? – поинтересовался Андрей Ильич.
– А так! Похож очень. Тридцать лет прошло, что вы хотите? Может, он с моим мужем где-нибудь вместе был, тот ему всё рассказал, вот он и воспользовался! Вы спросите у людей, его никто толком не узнал, никто не скажет, что это он!
– И спросим, – сказал Терепаев. – Кто может опознать этого человека?
– Я могу! – вышла вперед Акупация. – Что это получается, Константин? У всех ты овец обработал, а у меня всего две, и ты до них не дошел? Моя очередь теперь! Пусть свое дело сделает, а потом уж разбирайтесь с ним!
– Между прочим, – заметил Ваучер, – он говорит, что его отец тоже стригаль был. А отец-то у него был однорукий.
Константин усмехнулся, защищаясь почему-то без особого азарта:
– Я сказал уже...
– Вам слова не давали! – осадил его Терепаев. Вступил Микишин:
– Не он это! Константин ростом намного выше был!
– И учился, я помню, плохо, неграмотный был совсем, – добавил Дуганов. – А этот говорит, что в начальники выбился. Сомнительно!
– Понял, – сказал Терепаев. И обратился к Липкиной:
– Какие у вас основания сомневаться, что он ваш муж?
– Да много у меня оснований! И говорит не так, и пьет не так, и вообще! А главное, вы посмотрите на его ботинки! Он в этих ботинках женился на мне. А они ему на два размера больше!
– Снимите обувь! – приказал Терепаев.
Константин сел на землю и разулся. Народ теснился вокруг, глазея. Терепаев этому не препятствовал: работа милиции иногда может быть вполне открытой и публичной, это способствует росту ее авторитета и популярности. Он достал из кармана резиновую перчатку, натянул на руку, взял ботинок, поставил рядом со ступней Липкина. Ботинок был явно больше. Потом он извлек из ботинка газету.
– Как объясним?
Константин продолжал странно усмехаться.
– Да просто всё. Вы забыли, какое время было? Отец послал меня в город за ботинками, денег дал. А обувь купить по размеру было невозможно.
– Это точно! – подтвердил Ваучер. – Я вот...
– Помолчи! – цыкнул Терепаев. – Ну?
– Ну и купил на барахолке подержанные. То есть новые совсем, но с чужой ноги, больше, чем надо. А что делать, других не было. Купил, а сдачу по молодому делу прогулял...
– А почему не написал ни разу? И даже на похороны отца-матери не приехал! Почему? – спрашивала Липкина.
– Не мог.
– И Нестеров в нем засомневался, я его специально пригласила как психиатра, он его сразу раскусил: говорит – явно врет! – продолжала Липкина раскрывать обман.
– Сходите кто-нибудь за ним, – распорядился Терепаев. Он понял, о ком речь (см. главу «Дача взятки как искусство»).
А Липкина докладывала:
– Сегодня на рынке совсем ясно стало, что это не он! К нему какой-то бомж подошел: здравствуй, говорит, Витя! И еще его по кличке назвал: Ржавый, говорит. Он отказался, а сам потом его догнал и денег ему дал. За что?
– Какие деньги? – встревожился Михалыч. – Может, он продал уже всё? И вообще, товарищ капитан, какая разница, Витя он или Костя, если он приборы спер?
– Еще не доказано, – ответил Терепаев, увлекшись следствием и правосудием.
Гене тоже захотелось справедливости и объективности.
– Между прочим, товарищ местный начальник тоже вопросы задавал. Как я понял, он не заинтересован, чтобы мы работы вели.
