желательным. Принятый в 1890 году тариф Мак-Кинли поддержал промышленные интересы Америки, снизив пошлины на ввоз сырьевых товаров. Это стало большой победой для американских предпринимателей, занятых рафинированием сахара и к тому времени ставших крупной политической силой, получая большую часть своего товара с устаревших карибских мельниц6. А вот гавайские производители сахара были очень разочарованы новым тарифом, поскольку с тех пор, как «Соглашение о взаимном сотрудничестве» позволило их сахару беспошлинно проникать в Америку, их экспорт вырос в десять раз. Тариф Мак-Кинли уничтожил их преимущество над карибским неочищенным сахаром, а правительственная премия, которую тот же закон предоставлял отечественным производителям, ставила гавайцев в очевидно невыгодное положение7. Луизианские плантаторы радостно потирали руки: они восстановили превосходство белых и нашли новые источники рабочей силы; получение субсидий обернулось для них настоящей роскошью, и в течение нескольких лет они перевели свои плантации на вакуум-аппараты.
В чем-то тариф Мак-Кинли был близок к законопроектам кобденистов, которые за сорок лет до этого подтолкнули Великобританию к открытию сахарных рубежей в Перу и на Филиппинах, а также рисовых рубежей в Бирме и Сиаме. Но, в отличие от Великобритании, США установили над своими поставщиками сахара и финансовый, и военный контроль. В 1893 году семьи хоуле разожгли на Гавайях пламя революции, стремясь низложить королеву и постараться начать процесс присоединения к США, после чего их сахар мог бы считаться американским продуктом8. США аннексировали Гавайи в 1898 году и тогда же вступили в полномасштабную войну с Испанией. Американцы оккупировали Кубу и Пуэрто-Рико, после чего жестоко отобрали независимость Филиппин, провозглашенную после поражения испанцев. За этой колониальной экспансией последовал ряд военных интервенций в Доминиканскую Республику, на Гаити, в Никарагуа – и вновь на Кубу.
Официально США не стремились стать колониальной империей и не включали свои новые доминионы в состав государства. Лишь спустя шестьдесят лет после аннексии Гавайи формально стали одним из пятидесяти штатов, в то время как у Пуэрто-Рико до сих пор нет статуса, который бы связывал этот остров с США. Торговые отношения между США и зависимыми территориями регламентировало специально созданное для этого законодательство, которое, в свою очередь, открывало массу возможностей для лоббирования интересов различных экономических кругов, среди которых, естественно, были производители сахара. Среди товаров, которые поставляли Гавайи, свободный доступ на рынки США получил только неочищенный сахар, а пошлины для Пуэрто-Рико – по сути, колонии, против которой яростно выступали представители свеклосахарной промышленности, – были отменены только в 1901 году9. Филиппины, предводители которых в том же году сдались солдатам США, в 1909 году обрели свободный доступ на американский рынок для всех своих сырьевых товаров. Благодаря этому экспорт филиппинского сахарного тростника, в то время находившийся в упадке, к середине 1920-х годов возрос настолько, что вышел на четвертое место в мире.
Настоящая борьба шла за статус оккупированной Кубы, обладавшей неимоверно огромным производственным потенциалом. По уже сложившейся традиции кубинская элита лелеяла мысль о присоединении к штатам, но поскольку остров, расположенный лишь в трехстах с небольшим километрах от Флориды, был крайне важным поставщиком сахара в США, против такой перспективы массово выступали американские рафинировщики и владельцы свеклосахарных заводов. Более того, трагедия Кубы – и еще десятка с лишним других карибских и латиноамериканских наций – состояла в том, что США не хотели аннексировать остров и брать его экономику под контроль.
Помимо оккупации территорий, США освоили новый стиль колониальной политики. Он заключался в контроле банковских учреждений и стал известен как «дипломатия доллара», которая, впрочем, всегда была подстрахована силой морской пехоты. Эта специфическая дипломатия была связана прежде всего не с финансированием и выделением субсидий, а с обретением контроля над умирающей банковской системой карибских наций. Кроме того, она давала возможность удерживать активы этих стран в качестве залога. Так, Доминиканская Республика, на протяжении большей части XIX века остававшаяся независимым государством, в 1893 году оказалась в сфере влияния США. Подобно Пуэрто-Рико и Египту, она тоже хотела придать своей промышленности современный характер, построив передовую сахарную отрасль – и точно так же попала в глубокую зависимость от иностранных банков, которые за долги начали конфисковать ее таможенные товары10. В итоге страна утратила политическую независимость: восстание доминиканских партизан позволило США проникнуть еще дальше вглубь страны, и к 1916 году Доминиканская Республика была оккупирована солдатами американской морской пехоты. Соседняя с ней Республика Гаити перешла под управление американцев годом ранее.
Сахар играл ключевую роль в том, как вышеописанные территории, официально или неофициально, переходили под контроль США, к концу XIX века ставших крупнейшей страной – потребителем сахара в мире. Благодаря своим завоеваниям и аннексии Гавайев американцы, в принципе, могли получать почти весь свой сахарный тростник из стран, находившихся в их сфере влияния – в особенности с Кубы, которая в 1920 году покрывала 62 % потребностей США в сахаре11. В то время США и зависящие от них территории производили более половины мирового объема сахара, изготовляемого при помощи центрифуги. Эрик Уильямс, автор плодотворного труда «Капитализм и рабство» (1944), даже предложил термин «Американское сахарное королевство», таким образом запечатлев то, как имперская политика США переплеталась со стремительно возраставшим спросом на сахар на американском рынке.
Впрочем, в этом королевстве царили свои раздоры. Уровень нестабильности был крайне высок, причем проблемы возникали не только из-за сопротивления зависимых испаноязычных территорий, на которых креолы не желали допускать массового ввоза дешевой рабочей силы в лице карибских африканцев на американские сахарные заводы острова, но и из-за противоречий внутри самих США. Белые националисты увидели в сахарной свекле источник дохода для белой сельской Америки и выступали против аннексии недавно завоеванных земель с их значительной долей небелого населения. Кроме того, они винили картель владельцев рафинадных заводов, получавших с этих зависимых территорий свой сахар, за то, что те ставят США на путь колониализма. Они боролись с корпоративным капитализмом и препятствовали притоку завербованных азиатских рабочих на Гавайи, в Калифорнию и, предположительно, на Кубу, а себя при этом называли защитниками белых американских поселенцев. В итоге сахар не только менял облик колониальной политики США, но и играл свою роль в дебатах, связанных с иммиграцией.
В 1897 году, когда аннексия Гавайев была уже почти решенным делом, Герберт Майрик, глашатай интересов белых американских фермеров, опубликовал трактат, к которому прилагалась карта, отобразившая, как сахар, производимый на этой тихоокеанской жемчужине способен подавить все рынки в западной половине США. Текст над картой гласил: «Станут ли фермеры Америки жертвой гавайской сахарной монополии и нью-йоркского Треста?»12 «Трестом» окрестили влиятельный консорциум
