владельцев американских рафинадных заводов. Многих американцев такая постановка вопроса не сильно тронула, поскольку большинство из них в те дни жили на востоке страны. Тем не менее многим, вероятно, показались справедливыми доводы Майрика, утверждавшего, что в годы упадка сельского хозяйства США следовало создать свою собственную свеклосахарную промышленность и в этом смысле импорт тростникового сахара, выращенного руками «кули», был настоящим преступлением.
Бесспорно, хотя белые националисты и выступали с критикой «Треста» и использования рабочих-кули, никаких моральных терзаний по поводу империализма они не испытывали. Фрэнсис Ньюлендс, представитель демократов в Конгрессе США, который, подобно Майрику, был сторонником свеклосахарной промышленности и идеи «превосходства белых», видел в аннексии Кубы и Гавайев самый быстрый способ покончить с притоком «грязного сахара», поставляемого чернорабочими-кули, поскольку аннексия островов автоматически расширяла на них действие «Закона об исключении китайцев», принятого в 1882 году13. В дальнейшем этот закон действительно распространялся и на Кубу, и на Филиппины. Впоследствии азиатам закрыли и другую возможность иммигрировать на территорию США, когда в 1907 году был остановлен приток японских работников, по большей части приезжавших в штаты через Гавайи. Заручившись поддержкой Ньюлендса, владельцы свеклосахарной промышленности убедили Конгресс США не отменять пошлины на кубинский сахар, а также ограничить для американских компаний возможность приобретения земель на Пуэрто-Рико и на Филиппинах, оставив за ними лишь право покупать участки максимальной площадью в 500 акров и в 1024 гектара соответственно. Это лишало сахарные предприятия из США возможности развивать крупные плантации на Пуэрто-Рико и на Филиппинах.
Тем временем Ньюлендс в 1902 году успешно лоббировал «Закон о мелиорации земель», получивший его имя и направленный на освоение миллионов акров земли, которую после орошения предстояло передать фермерам14. Примечательно, что в число получателей вошли и те, кто занимался выращиванием сахарной свеклы. Критики протекционизма предупреждали, что за столь благосклонное отношение к сахарной свекле американским потребителям придется заплатить высокую цену и что в подобных популистских мерах нет никакой необходимости, поскольку тропики производили сахар в более чем достаточном количестве. Они задавались вопросом, стоило ли США с учетом общей шаткости цен на сахар ввязываться с производство товара на рынке с такой высокой конкуренцией, сталкиваясь с многочисленными проблемами нехватки рабочей силы и затрат на труд. «Пусть тропики несут на своих плечах это бремя!»15 – саркастически заметил один обозреватель.
На пороге XX века сахарная политика США проистекала из двух крупных соперничающих интересов. Трест лоббировал низкие пошлины на импорт неочищенного сахара и высокие – на импорт очищенного. Как правило, его представители не поддерживали идею аннексии недавно приобретенных территорий, которая могла бы привести к беспошлинному экспорту на рынок США высококачественного сахара конкурентов. Владельцам рафинадных заводов противостояли крикливые белые националисты – они были приверженцами популистских мер, защищали американских фермеров, выращивавших сахарную свеклу, и агитировали за сохранение пошлин ради поддержки отечественных сахароваров. Стремительно возраставшее потребление сахара чуть сгладило противоречия между лагерями, один из которых выступал за «домашнюю свеклу», а другой – за «заморский тростник». Тем не менее сами конфликты никуда не исчезли, и на протяжении XX века правительство США непрестанно пыталось примирить эти высокоорганизованные круги.
Трест
В конце 1880-х годов владельцы американских сахарных заводов создали картель, который со временем стал известен среди простых людей как «Трест». Ему предстояло господствовать в американской сахарной политике на протяжении почти половины столетия. Движущей силой этого массивного сосредоточения власти было стремительное развитие технологий, связанных с сахарной отраслью, а также непрестанно снижавшиеся цены на сахар, преобразившие промышленность из тысяч ремесленных мастерских, раскиданных по множеству городов, в небольшое количество капиталоемких заводов, построенных в ограниченном количестве прямо на побережье. В этот «позолоченный век» быстрого экономического роста Нью-Йорк стал центром тяжести для сахароварения, и не случайно Трест появился именно там.
В то время как американское сахарное королевство представляло собой смешение интересов наиболее могущественных банков, таких как JP Morgan и City Bank, по сути оно оставалось тесным сообществом связанных между собой нью-йоркских буржуазных семей, которые жили по тем же династическим принципам, что и колониальная сахарная буржуазия, и обладали точно таким же классовым сознанием16. Генри Осборн Хэвемайер, номинальный глава Треста, стал одним из самых «ярких» предводителей всей промышленной отрасли. Он происходил из прославленной династии владельцев рафинадных заводов. Дед его, немецкий кондитер, вместе с братом иммигрировал в Нью-Йорк; его отец, Фредерик Кристиан Хэвемайер, стал первым в династии владельцем ведущих рафинадных заводов, а двоюродный брат его отца, Уильям Фредерик Хэвемайер, был влиятельным банкиром и трижды был назначен на должность мэра Нью-Йорка – и, конечно же, имел свой рафинадный завод.
Производители сахарной свеклы всеми силами сопротивлялись любым попыткам владельцев американских рафинадных заводов, объединенных под общим наименованием «Трест», провести в Конгрессе закон о беспошлинном импорте кубинского неочищенного сахара. Впрочем, чем бы ни закончилось это «перетягивание каната», из кубинских фермеров, как показывает одна из карикатур 1902 года, все равно бы выжали последние соки. Слева направо: Генри Томас Окснард из «Американской свеклосахарной компании»; президент Теодор Рузвельт; кубинский фермер; Серено Пейн, лидер большинства в Палате представителей; и Генри Осборн Хэвемайер из «Треста»
В те дни, когда отец Генри учился своему ремеслу, оно по-прежнему отнимало много времени, но появление центрифуги изменило процесс рафинирования чуть ли не в мгновение ока. Поскольку цены на сахар неуклонно снижались, определяющее значение имел только масштаб его производства, и Фредерик вложил хорошие деньги в новые центрифуги для очистки сахара, заказав их в Германии, на родине предков. В 1876 году на его рафинадном заводе трудилась тысяча человек – мужчины и женщины, производившие сто миллионов фунтов сахара-рафинада в год17. Неквалифицированной и опасной работой на этих заводах, где температура могла достигать пятидесяти градусов по Цельсию, а огромное количество материалов легко воспламенялось, сперва занимались ирландские и немецкие иммигранты, а впоследствии – поляки и литовцы.
Расцвет рафинадных заводов на Восточном побережье пришелся на 1870-е годы, когда их владельцы получили правительственные субсидии, позволившие значительно расширить экспорт сахара-рафинада. Кроме того, они извлекли существенную выгоду из низких пошлин на неочищенный сахар, поскольку ввозили все больше нерафинированной сахарной массы с карибских мельниц, зачастую давно устаревших18. В эти годы за Фредериком Хэвемайером и его сыновьями закрепилась репутация беспринципных дельцов. От владельцев современных мельниц в Британской Гвиане они требовали делать сахар более темным, чтобы затем обманывать таможенных инспекторов, которые, по всей видимости, принимали этот сахар за низкокачественный и налагали на него более умеренную пошлину, чем на очищенный белый сахар. Кроме того, большие объемы сахара,
