Моя комната, находилась в бывших императорских покоях, в неё можно было попасть только через комнату родителей.
— Кстати, а почему тут так пусто? Нет придворных, слуг?
— Слуги есть, просто все занимаются делом, а придворные?.. Дворец — это наш дом, заходят только в гости, ну или иногда живут родственники, но другие — нет. Мы очень ревностно относимся к своему жилищу, ко всему прочему, когда рождается ребёнок, вход во дворец вообще закрыт, ну или семья переезжает в другое имение, оставляя дворец на попечение заместителям.
— Это не мешает продуктивной работе? Ну, с советником пообщаться, секретарю поручение дать?
— Здесь есть нежилое крыло, там как раз и происходит всё то, о чём ты говоришь. Ко всему прочему есть связующие зеркала и ментальная связь.
— Понятно, — вздохнув, открыла дверь родительских покоев.
Здесь, видимо, ничего за эти триста лет не меняли: в гардеробной висели вещи, на туалетном столике были расставлены баночки, в ванной лежало наполовину использованное мыло.
Подойдя к кровати, заметила небольшой то ли пуфик, то ли комод с тёплым одеялом, свёрнутым в форме... гнезда.
— Это твоя кроватка, — обнял меня сзади Сфай, почувствовав моё состояние. — Я был в этих покоях лишь однажды, твои родители пригласили меня посмотреть на невесту.
— Представляю странность ситуации, это ведь было яйцо, — хмыкнула.
— Самое красивое — такое тёплое и уже тогда самое любимое яйцо, — поцелуй за ухом. — Я уже разменял первое тысячелетие, успел разочароваться в любви, в жизни, а потом родилась ты...
— Не надо, не говори, — повернулась к нему, чувствуя его боль.
— Когда... тогда... я думал, что я умру вслед за тобой, но что-то удержало меня. Возможно, родители и понимание, что я их последняя надежда, а может и то, что я чувствовал — ты не покинула меня.
— И не покинула ведь... — отстранилась и обхватила его лицо ладонями.
— Хочешь, я оставлю тебя здесь?
— Побудь со мной, — не захотела его отпускать, — мне сложно тут... одной.
Потянула его на кровать, прижалась, закрыла глаза.
— Полежим так немного, — прошептала, и сама не поняла, как уснула.
— Я так тебя люблю, — тихие слова были последним, что я услышала.
Я сидела на траве, перебирала цветы, пытаясь сплести из них венок. Со спины кто-то подошёл, положил ладонь мне на плечо.
— Надэилэль, доченька, — сказал человек очень родным голосом. Я слышала его. Когда-то давным-давно, он разговаривал со мной — тогда, когда я долго была во тьме. И почему я забыла это?
— Папа, — повернулась к мужчине совершенно счастливая. — А куда делась мама?
— Сказала, что сейчас придёт, только прихватит твой любимый нектар.
— Она меня балует, — кое-как скрепив венок, притянула к себе папу и водрузила своё творение ему на голову. — Настоящая императорская корона!
— Моя маленькая принцесса...
— Я уже давно не маленькая, мне уже двадцать! — показала папе язык. — Мама! — вскочила и побежала к женщине с длинными волосами цвета золота и радужными, как у меня, глазами.
— Ты это мне так рада, или тому, что я несу?
— Одно другому не мешает, — улыбнулась ей и приняла из её рук графин. — Мне так хорошо, мамочка.
— Я рада, дорогая, — мама села на покрывало и положила голову папе на плечо. Они оба смотрели на меня счастливыми глазами.
— Почему мне кажется, что раньше мне было плохо? — положила голову на колени матери, прижалась к её животу.
— А ты уверена? Тебе и вправду было плохо? Подумай, дорогая.
— Правда-правда, — прошептала и замерла. Что-то в сердце сжалось, причиняя физическую боль, на глаза навернулись слёзы. Что же не так?
— Подумай, подумай хорошенько, хочешь ли ты навсегда остаться с нами?
— Коне... — я подскочила и замерла, в шоке смотря на родителей. Слёзы брызгами слетели с ресниц.
— Да, девочка моя? — папа грустно улыбнулся.
— Я не знаю, я правда не знаю... — я расплакалась. — Почему, почему всё не может быть просто, почему я должна выбрать? Кроме вас у меня никого нет, одни только вы мне нужны! — я сжала ладони мамы, пытаясь разглядеть в её глазах ответы на свои вопросы.
— Точно ли никого нет?
Точно.
Нет.
Или да.
Почему так?
Точно...
Золотые глаза, хмурые брови...
Такой родной запах, приятный... Любимый?
Сфай.
Сфай?
Снова посмотрела на родителей, осознавая.
— Мы любим тебя, любим всем сердцем, ты наша частичка, наша душа. Но там тебя тоже любят. И ты любишь. Иди, дорогая моя, отпусти свои горести и иди.
— Я не хочу от вас уходить, — прохныкала.
— Надо, доченька, — отец поцеловал меня в лоб, после чего легко оттолкнул меня. — Иди, и никогда не жалей. Мы с тобой, всегда будем с тобой...
— Со мной...
— Любимая, — по щекам провели пальцем, — маленькая моя, не плачь. Любимая...
— Сфай, — открыла опухшие от слёз глаза. — Я... я говорила с ними. И они сказали выбирать, остаться или...
— И ты со мной, со мной, моя маленькая Хранительница. И я с тобой. Навсегда.
Он прижался лбом к моему лбу, из глаз снова полились слёзы, но уже облегчения.
Вот так, это правильно. Быть здесь, с ним. А родители? Они тоже со мной. Мы всегда будем вместе.
Они живы, пока жива память о них.
Эпилог
— Если затянуть ещё сильнее, твои рёбра