надеялся. Тогда… на что? Уж не на то ли, что сила все-таки за ними?
Владыка копий?
За ним воины, но… сколько их? Немного. Иначе из города ушли бы больше. Да и те два десятка, их Владыка Копий очень не хотел отпускать. Что осталось? Здесь, в Благословенном городе? В самом дворце? И все ли они верны? И не получится ли так, что заговор все же состоится с их попустительства?
Хрип оборвался. И тело застыло.
Неужели… нет, рано еще. Кожи сняли едва ли десятую часть, да и действовал Мекатл, надо признать, весьма аккуратно. Он остановился, взглянув на Верховного. И во взгляде этом виделась растерянность.
Неужели сердце не выдержало?
Плохо.
Очень плохо.
Они не успеют приготовить другую жертву.
Верховный прижал пальцы к шее и уловил биение кровяной жилы. Жив. Стало быть, просто лишился чувств?
- Продолжай. Это бывает.
Мекатл кивнул.
- Но теперь поторопись, - на всякий случай сказал Верховный, доставая очередной лист. Вот так.
Аккуратно.
И пусть поспешно, но все равно аккуратно.
- Вы… - глаза лежащего распахнулись и сам он дернулся было, словно пытаясь освободиться. Зазвенели цепи, удерживавшие его на алтаре. – Вы все… пожалеете… вы все…
Мекатл кивнул.
А Верховный погладил лист.
- Боль скоро уйдет, - сказал он. Он говорил это всегда, и сказанное было правдой. Листья, несущие в себе кровь священного корня оххи, обжигают. Но следом боль проходит, а душа наполняется покоем и счастьем. Об это знают многие, как и о том, сколь опасно это счатье.
Те, кто добывает корень оххи, долго не живут.
Но долго и не нужно.
- Ты… ты тоже мертв, служитель ушедших богов, - пленный с трудом повернул голову. – И вы все… вы…
Он облизал губы.
- Проклятье… ты… убери эту дрянь! Убери, я сказал! – его голос сорвался на визг, но тот стих. А на губах появилась улыбка. – Или нет… не убирай… знаешь, вы все тут… вы ошибаетесь. Вы не знаете, насколько… вы собрали души… вы собирали их сотни и сотни лет.
Он хихикнул.
- Энергия… прорва энерги… туева прорва энергии! Её хватит, чтобы разнести этот гребаный мир на осколки, но вот… вот спасти…
Верховный молча положил следующий лист.
- О чем он говорит? – осведомился Мекатл тихо.
- Не имею представления. Но они всегда о чем-то говорят, - появилось почти непреодолимое желание облизать пальцы, тем паче те уже онемели.
Сок проникает и сквозь кожу.
Но мало.
Слишком мало, чтобы совсем отрешиться от тревоги. А вот если лизнуть… пара капель на язык… и пусть рабов, которые натирают корень, а затем давят сок, приходится заменять через каждые полгода, но уходят-то они счастливыми.
- У вас есть энергия, но нет… преобразователя… и ключа… ключа, который откроет поток… его нет и не будет. А знаешь, почему?
- Почему? – спросил Верховный, ведь от него ждали вопроса. А стоит ли отказывать обреченному в такой малости.
- Потому что… ключ – это кровь! А кровь – это ключ! Правда, логично? – пленный зашелся хриплым смехом и затих.
Даже жаль.
Возможно, то, что он сказал и вправду имеет смысл. И значение. Верховный достал последний лист, который обернул вокруг ноги. И кивнул Мекатлу. Цепи можно было снимать, а заодно звать рабов, которые усадят сотворенного бога в паланкин.
Его, нынешнее воплощение Хозяина Кукурузы, вынесут на площадь, дабы явить радостному народу. А после усадят на яму с углями. И праздник продолжится.
На всякий случай Верховный прощупал шею.
Пленный дышал.
Отлично.
Значит все идет так, как должно. Золотое ожерелье легло на шею поверх листьев. С крупных колец свисали золотые початки кукурузы, усыпанные мелким зерном драгоценных камней. Вот с венцом пришлось повозиться, голова у пленника оказалась влажной и узкой. Но Верховный справился.
И вновь в том почудилась добрая примета.
Во дворце тоже пахло кровью, и темные пятна её выделялись на белом мраморе. Они останутся до полудня, а после их уберут, как и перья, увядшие цветы и алые лоскуты.
Сейчас же люди праздновали.
Веселились.
- Сомневаетесь? – Владыка Копий, несмотря на многие годы, ступал мягко. И в теле его была еще сила. Много силы.
- Опасаюсь, - честно сказал Верховный.
Он щурился. Все казалось, что и эта парадная зала затянута дымом. А в ушах звенели еще гимны, прославляющие богов.
- От вас пахнет дымом, - промедлив, заметил Владыка Копий. – И… возможно, стоит сейчас?
- В праздник? – Верховный покачал головой. – Нас не поймут.
- Боги?
- Боги промолчат. Они давно уже молчат. А вот люди станут говорить, что все беды дальнейшие исходят от того, что мы пролили кровь в праздник.
- Её и так пролилось довольно, - Владыка Копий не спешил. Он стоял в тени, словно в стороне от пирующих.
Все собрались.
И смех гремит. Голоса, словно ветер пред бурей. И буря грядет. Скоро уже.
- Это иное. Кровь, что пролилась по доброй воле, угодна богам, - Верховный потер руки. Левая опять ныла, пусть даже кожа на ней больше не трескалась. Но ощущалась она не кожей вовсе, старой бумагой, готовой порваться от легчайшего движения. – И повторюсь, дело не в богах. Дело в людях. Грядут тяжелые времена. И стало быть, чернь будет искать виновных. Не стоит давать ей повод.
Он сделал шаг и опять поморщился. Бессонная ночь сказывалась. А мага рядом не было.
Правильно.
Слишком многих он злит.
- Вы… не поможете? – Верховный оглянулся, убеждаясь, что рядом никого. Верный Мекатл остался на пирамиде. Он, как и некогда Верховный, предпочитал сам убираться. Рабы… рабы не рисковали тревожить чужой покой.
- Несомненно, - Владыка Копий подал руку. – Как ваше здоровье?
- Пока еще есть.
- Хорошо. Вы должны назвать преемника.
Укол страха.
Неужели и он…
- Иначе все повторится, - терпеливо произнес Владыка Копий. – Не сейчас, но через пару месяцев или позже. А если вдруг вас не станет…
Он слегка замялся.
- Понимаю, - Верховный чуть склонил голову. – Что ж, вы правы. Мне давно следовало это сделать. Завтра я назову его имя пред всеми.
- Это тот молодой человек…
- Чья жизнь принадлежит ей.
Девочка сидела на высоком кресле. Поставленное на помосте, над столом оно возвышалось, подобно трону. И золотые ткани, укрывавшие его, лишь усиливали сходство.
Верховный отметил роскошное одеяние.
И плащ из белоснежной шерсти, расшитый золотыми
