всегда быть вместе.
Реми улыбнулся ей:
– В таком случае: Аni l’dodi v’Dodi li. – Он наклонился и поцеловал ее, но поцелуй был таким легким, словно он уже покинул ее.
И хотя внутри у нее все сжималось от неуверенности, а огонь в камине начал гаснуть и в доме стало темно и холодно, сон в конце концов сморил Еву. Сказалась усталость последних дней и радость от воссоединения с Реми. А он продолжал гладить ее по волосам, пока она окончательно не уснула.
Глава 28
Еве снилось, что она стоит на ступеньках библиотеки Мазарини в белом платье и ждет жениха, но того все нет и нет. В момент резкого пробуждения ее лицо было залито слезами. Прошло несколько секунд, прежде чем она осознала, что она не в Париже, ее никто не бросал у алтаря и Реми все еще рядом с ней.
Но, заморгав от утренних лучей солнца, проникавших сквозь жалюзи на окнах маленького дома, она поняла, что в комнате холодно, огонь в камине погас, а Реми все-таки исчез.
Ева вскочила с бешено бьющимся сердцем, но на кухне и в ванной никого не оказалось. Она решила, что Реми вышел продышаться, и открыла входную дверь. Ледяной воздух ударил ей в лицо. Сад тоже был пуст, а на ступенях ровным слоем лежал только что выпавший снег. Значит, он ушел несколько часов назад, раз его следы успело замести.
Ева совсем замерзла, она закрыла дверь и вернулась в дом. Тут-то она и заметила листок бумаги на маленьком деревянном столике, рядом с которым спала в эту ночь. Письмо было адресовано ей, и, когда она начала его читать, последняя надежда растаяла в один миг.
Дорогая Ева!
Рядом с тобой я поверил, что чудо возможно, я буду хранить в сердце, как сокровище, ночь, которую мы провели вместе, и ждать новой встречи. Я очень надеюсь, что мы дождемся перемен к лучшему.
Любимая, сегодня вечером ты должна отправиться в Швейцарию. Для тебя это единственный шанс выжить, а ты должна жить, Ева. Не сдавайся. Я сказал отцу Буисони, чтобы он дождался тебя; когда стемнеет, возвращайся в его дом, он поможет тебе перебраться через границу.
Ева, ты должна знать, что я люблю тебя и буду любить до конца дней.
Я принадлежу возлюбленной моей, а возлюбленная моя – мне.
Реми
Ева дважды перечитала письмо, и слезы катились по ее щекам. Реми оставил ее и ушел посреди холодной ночи, потому что знал, что ей не хватит сил исполнить свое обещание о вечной любви, и мысль эта ранила ее до глубины души. Она сама во всем виновата, знала ведь, что поступает неправильно. В конце концов, ее мать смотрела на жизнь через призму своего гнева и горечи утраты. Но почему Ева позволила точке зрения матери определять ее жизнь? Ее будущее?
И что, если Реми никогда не вернется? Если он не переживет следующие месяцы? Или сама Ева погибнет? И не сможет исправить свою ошибку и дать ему единственно честный ответ – да? Сказать, что любит его всем сердцем.
Но тут Еву осенило. Автобус до Анси вряд ли уедет в такую рань. Возможно, Реми пока еще в городе, и у нее хватит времени, чтобы найти его, загладить свою вину, объяснить, что он – самое важное, что у нее есть в жизни, она с радостью выйдет за него замуж и сможет убедить мать в правильности своего выбора?
Ева накинула пальто и поспешно покинула дом, пока не успела передумать. Хотя сомнения все же закрались в ее душу, когда она с трудом пробиралась сквозь сугробы только что выпавшего снега. Не подвергнет ли она жизнь священника риску, если появится на пороге его дома посреди ясного дня? Она внезапно остановилась и задумалась, но через несколько секунд снова пошла вперед. Ей нужно была найти Реми во что бы то ни стало.
Из трубы дома священника валил дымок, а в окнах горел свет, значит, он уже проснулся. Может, Реми там? Ева быстро прочитала молитву и, глубоко вздохнув, постучала.
Отец Буисони открыл дверь через минуту и удивленно посмотрел на Еву. Он несколько раз недоуменно моргнул, потом взял ее за руку и, не говоря ни слова, затащил в дом, закрыв за ней дверь.
– Вы должны были прийти, когда стемнеет. – Его голос был мягким, совсем не сердитым.
– Извините. Мне нужно видеть Реми.
– Мне жаль, моя дорогая, но он уже уехал.
– Он был здесь утром?
Священник кивнул:
– Он выехал еще до рассвета вместе с одним из участников Сопротивления, который отвез его в Лион.
Внутри у Евы все оборвалось. Она опоздала. Ее глаза наполнились слезами, и она быстро стерла их, однако от священника это не укрылось. Он заключил ее в объятия, и она несколько секунд всхлипывала у него на плече, пока не собралась наконец с духом.
– Простите, – проговорила она, – мне не следовало приходить.
– Ева, я рад, что вы пришли. – Лишь в этот момент она заметила, каким мрачным было его лицо. – Боюсь, у меня есть новости. Я получил их через час после отъезда Реми.
– Новости?
Он вздохнул.
– Пойдемте со мной. – Он повел Еву к уже приставленной к чердаку лестнице. – У нас гости. – Он жестом указал на лестницу и проследовал за Евой наверх.
Еве потребовалось несколько секунд, чтобы ее глаза привыкли к темноте, но, когда она увидела, кто перед ней, то не смогла сдержать изумленного вздоха. В углу стояла мадам Трентиньян – булочница из Ориньона. Ее волосы спутались, рукав блузки порвался, а глаза были красными.
– Мадам? – воскликнула Ева. – Что вы здесь делаете? Что случилось?
– Ох, Ева! – Мадам Трентиньян наклонилась к Еве и неуклюже обняла ее. – С Ориньоном все кончено.
– Что?
– Там начались аресты… – Ее голос сорвался в рыдания, но она тут же взяла себя в руки. – Пришли немцы. Арестовали многих из нас. Мадам Барбье. Мадам Травер. Мадам Нуаро. Всех.
У Евы холодок пробежал по спине.
– А как отец Клеман?
Мадам Трентиньян покачала головой.
– Когда я уходила, с ним было все в порядке. Это он рассказал мне, как сюда добраться, и настоял на том, чтобы я бежала из города. – Она запнулась и отвела взгляд. – Вашу мать тоже арестовали, Ева.
– Мою мать? Нет, нет, этого не может быть. Она ведь не была во всем этом замешана!
Одинокая слеза покатилась по щеке булочницы.
– Немцы искали вас, Ева, а когда ваша мать не сказала им, где вы, они ее забрали.
– Нет, нет, нет. Она… – Ева не смогла закончить фразу.
– Когда я уходила, она была жива, – быстро ответила мадам Трентиньян. – Но, думаю, ее отвезли в тюрьму в Клютье. И, боюсь, им известно, кто она на самом деле.
Внутри у Евы все похолодело.
– Но откуда?
Мадам Трентиньян в ответ только покачала головой.
Священник положил руку на плечо Евы, пытаясь утешить ее:
– Ева, я помолюсь за нее. Мы все будем молиться.
– Но… –
