что-то настоящее, что-то неведомое с этой их верой. Гихалья верила в судьбу, в предопределение, в уготованный исход. Говорила, что судьба непременно отыщет, как ни противься. А если она права?
Мне вдруг стало так страшно, словно я падала в бездну. Чувствовала себя шариком в детской головоломке, который нужно провести сквозь мудреный лабиринт. Пройти лабиринт можно разными способами, но ты никогда не покинешь сферу, в которой он заключен. Как ни петляй — исход один. И эта мысль наполняла меня суеверным ужасом.
Эйден — крошечная планета на задворках вселенной. Почему Тарвин остановился именно там? Почему лишился Теней именно там? Почему я попалась ему на глаза? И почему он так хотел получить меня? Ведь он ничего не знал тогда. Знает ли теперь?
Я кивнула сама себе. Знает. Я чувствовала это. Сама не понимала, как. Знает… И не успокоится, пока не вернет. А это значило, что все было напрасно. Все принесенные жертвы. Лабиринт неизбежно заключен в шаре… который теперь я видела в руке у неведомого Великого Знателя.
Я была рада, что Исатихалья ошиблась. По моим ощущениям, врата оказались ближе, чем она предположила. Старики давно спали. Навалившись на переборку и друг на друга. И крошечную каюту наполнял их густой раскатистый умиротворяющий храп.
Наконец показались врата — хорошо различимый круг огней. Сердце кольнуло надеждой, но я суеверно боялась ликовать. Наше судно сбавило ход и, казалось, теперь вовсе висело на месте. На самом деле, едва ползло, пристраиваясь в хвост вереницы кораблей, готовящихся к прыжку. Невыносимо медленно. Так медленно, что хотелось кричать. Очередь растянулась так далеко, что мы наверняка проторчим тут несколько часов. Мелкие суда мчались мимо, стараясь влезть в прорехи. Некоторым удавалось, другие шли обратным ходом и вставали по правилам.
За эти шесть лет мало что изменилось. Если зажмуриться, можно было вообразить, что за штурвалом сидит совсем седой Гинваркан. Еще живой. И уже скоро покажется то проклятое суденышко, подбившее наш корабль.
Очень медленно, но очередь, все же, продвигалась. Нам везло — не было посольских кораблей, которые следовало пропускать. Наконец, нос нашего судна начал погружаться. Еще немного. И станет возможно хотя бы вздохнуть.
Я буквально прилипла к иллюминатору, следила, не отрываясь. Вдруг взгляд скользнул по отражению в стекле, и я в ужасе замерла. Сквозь очертания уродливой ганорки отчетливо проступали мои настоящие черты. Действие зелья проходило. И что дальше? Было ли у старухи еще? Я взглянула на свои руки, растопырила пальцы. Казалось, вокруг моей плоти неестественно колыхнулась тающая желейная оболочка. Тут же судно ощутимо тряхнуло от резкой остановки. Ганоры даже не проснулись. А я увидела, как корабли рядом пришли в движение. Пассажирские лайнеры, не достигшие врат, сдавали назад. Один за одним меняли цвет огни портала.
Я нервно теребила пальцы, чувствуя, как разгоняется сердце. Суда явно отзывали. Я не хотела быть мнительной, но догадывалась о причине. Сейчас ни одна мысль не казалась чрезмерной. Но можно ли вытянуть судно, уже погрузившее нос? Ответа не было. Кажется, оставался риск, что часть корабля попросту оторвет. Тогда… в любом случае конец. Если только корабль не станут удерживать во вратах, пока не обыщут.
От этих мыслей пересохло в горле. Теперь я даже боялась смотреть в иллюминатор, чтобы не оказаться замеченной. Сжалась, холодея от ужаса. Неужели, впрямь, все напрасно? Но судно снова дернулось, и я почувствовала, как желудок ухнул куда-то в пятки.
Мы, все же, прыгнули.
58
Я чувствовала себя в плену тягучего морока. Размякшей, вялой, полубезумной. От неверия…
Я неожиданно тяжело перенесла этот прыжок. Судно было не асторское, наверняка давным-давно выработавшее свой ресурс. Барахло на страх и риск. Может, именно поэтому нам позволили проскочить во врата, чтобы не случилось возможной аварии. Я долго корчилась на полу, в попытке исторгнуть содержимое пустого желудка, но, к счастью, ничего не вышло. Я бы сгорела от стыда. Исатихалья сидела рядом, поглаживала меня по спине шершавой теплой лапищей, и совала под нос что-то ядреное, извлеченное из недр ее сумки. Эта забористая дрянь морозной волной била куда-то в мозг, и становилось заметно легче. Я, наконец, отдышалась и кинулась старухе на шею:
— Спасибо тебе. Спасибо…
Та забавно крякнула, похлопала меня по спине:
— Еще не за что. — Казалось, ей было неловко. — Но теперь наши шансы гораздо больше. Гораздо. Главное — без проблем пересесть на Кирсте. Но Великий Знатель поможет. Ради благого дела.
Я напряглась, отстранилась:
— Пересесть? А дальше куда?
Старуха блаженно улыбнулась:
— На Умальтахат-Ганори. — Она кивнула, прикрывая глаза: — Домой. Сейчас ты только там можешь быть в безопасности.
Умальтахат-Ганори… Я слышала когда-то давно, но не вникала, разумеется. Родная планета ганоров. Если мне не изменяла память, она находилась за пределами Красного Пути, но так же входила в галактику Сумин.
Я настороженно посмотрела на Исатихалью:
— Не думаю, что твой народ обрадуется, если ты привезешь меня. Что ты им скажешь?
Та лишь прикрыла глаза:
— Скажу, как есть — большего и не нужно. Ни один ганор не посмеет идти против долга. Не думай об этом, Мия. И не сомневайся.
Я заглянула в ее лицо:
— А если я принесу вам несчастья? Ты ведь знаешь, кто ищет меня. Тарвин Саркар.
Старуха тронула мою руку, погладила, успокаивая:
— А перед Великим Знателем все одно. Что Саркар, что самая последняя рвань. Не думай об этом.
Я больше не возражала, хоть и чувствовала уколы совести. Может, и неуместные. Но кроме ганоров мне теперь не на кого было надеяться.
Старуха отстранилась, убрала в сумку вонючую склянку, которую все еще сжимала в кулаке:
— Где был твой дом?
Я помедлила, опустила голову, нервно ковыряя ногти. Сердце часто заходило. Нет, я ничего не должна говорить, хоть и очень хотела быть честной. Пусть лучше не знают. Так безопаснее. И для стариков, и для меня. Никто не должен знать. Я обязательно расскажу, когда-нибудь потом. Когда будет можно.
Наконец, я подняла голову:
— На Эйдене.
Исатихалья комично нахмурилась:
— Где это? Не слыхала.
— Далеко, на краю Красного Пути. Маленькая скалистая планета, на которой искатели удачи пытаются разбогатеть, ковыряясь в шахтах. Самоцветы и халцон.
Старуха кивнула:
— Твоя приемная мать, Гихалья, — она там? На этом Эйдене?
Я кивнула в ответ:
— Да. У Гихальи там маленький бар и ночлежка. По местным меркам не так уж и плохо.
Старуха облизала губы:
— Это хорошо… Очень хорошо. Значит, она все еще там? Как думаешь?
Я нахмурилась:
— А какое это имеет значение?
— Долг обязывает
