отца, рассчитывая, что тот больше не сделает резкого жеста:
— Я хочу, чтобы вы меня выслушали. По возможности спокойно.
Отцовские губы желчно скривились. Его величество отчаянно боролся с собой.
— А ты достоин, чтобы тебя слушали? Какого Йахена я должен тебя слушать?
— Потому что вы были жестоко обмануты, отец! Женщина, которую все здесь считали принцессой Нагурната Амирелеей Амтуной — самозванка! У меня есть доказательства! А моя дикарка, — я с трудом сглотнул, стараясь держать себя в руках, — которую вы так глупо выкрали, — и есть настоящая принцесса. Вы должны вернуть ее!
Отец замер статуей. Онемел, побледнел. Красные пятна со щек сошли на глазах. Казалось, он все же рухнет от удара. Я сосредоточенно смотрел в его лицо, вдруг увидел, как уголки поджатых губ дрогнули. Он даже прикрылся ладонью, пытаясь сдержать идиотский смешок. Сотрясался, словно в каком-то нервном припадке. Наконец, опустил руку:
— Ты ошалел, Тарвин?.. Весь мозг вытек в яйца и там вскипел? Ты дурак, если думаешь, что я в это поверю. И вдвойне дурак, если уверился в этом сам. Ты жалок!
Нет, меня это не задело. Словно отрикошетило, оставив лишь сухой треск, будто упала на пол пуговица. Я знал, что прав, и насколько прав. Я впервые смотрел на отца снисходительно, но не испытывал превосходства. Сейчас мы оба оказались в дураках. И время утекало… Я старался даже краем сознания не касаться мысли, что Мия могла погибнуть. Я бы почувствовал. Больше того — я прекрасно знал отца. Известие, которое принес сержант, вполне могло быть подложным. Отец уже нашел слабое место и станет бить в него нещадно, пока не сломает. Пока не вытянет все жилы.
— Женщина, которую выдали за принцессу Амирелею, на самом деле оказалась ее служанкой по имени Климнера. Я узнал об этом нынче вечером. Этот подлог совершил король Нагурната. И вы проглотили, отец, даже не усомнившись. Вас обманули! Вы слышите меня? Обвели вокруг пальца! И едва не совершилось непоправимое.
Глаза отца полыхнули нервными искрами:
— Заткнись! Ты женишься через четыре дня, или я отрекусь от тебя.
— Если я женюсь на безродной служанке, я утрачу право называться вашим наследником. Я стану посмешищем. И вы тоже. Вы этого хотите? У меня есть доказательства, отец. И я могу их предъявить незамедлительно.
Я заметил в его лице едва уловимое сомнение.
— Какие у тебя могут быть доказательства?
— Сама лжепринцесса. Я немедленно велю привезти ее. А вы прикажите созвать своих меморов. Самозванка имела весьма искусно замещенное самосознание. Сейчас ее сознание возвращено, и она сама призналась в подлоге. Я хочу, чтобы вы убедились. Своими глазами. А пока прошу, отец…
Он не дал мне договорить, покачал головой:
— Этого не может быть. Это исключено! — Было заметно, что он переменился. Я сумел остудить безудержный гнев и заронить сомнения. — Принцессу передали мне из рук в руки. Таир сам за всем проследил.
— Дядя?
Отец кивнул:
— Разумеется. Как будущий наместник, он курировал все, связанное с Нагурнатом.
Это чувство было неуловимым, зыбким. Я сам не мог его понять. А ложь Креса до сих пор не давала покоя. Но сейчас это было не настолько важно. Потом! Я с надеждой взглянул на отца:
— Скажите правду, отец, она у вас?
Тот задумчиво покачал головой:
— Ты слышал то же, что и я. Ее ищут…
Я стиснул зубы, чувствуя, как от ужаса пересыхает в горле:
— Сержант сказал правду?
Отец проигнорировал вопрос. Пытливо уставился в мое лицо:
— Скажи-ка мне, с чего ты вдруг решил, что твоя дикарка и есть настоящая принцесса Амирелея?
— Прогнозы верховного не врали ни единым словом. Кроме того, вы все поймете сами, как только увидите ее. Она очень похожа на свою мать.
Отец невольно вздрогнул при этом сравнении, побелел еще больше, но молчал.
— У меня нет ни единого сомнения. Кроме того, верховный утверждает, что она беременна. И у меня больше нет оснований ему не верить. Наследник Саркаров, отец, как вы и хотели. Я уверен, что она жива. Переройте Нижний город, перекройте порты. Верните корабли, не достигшие врат. И можете отречься от меня, если я ошибся.
57
Я смотрела, как удаляется Фаускон, но все еще не верила. Неужели получилось? Проклятая планета, которую я даже толком и не видела, превращалась в голубой светящийся шар. Наконец, в горошину. И вовсе исчезла, растворившись среди звезд, словно ее не существовало.
Я повернулась к ганорам, сидящим рядышком на откидной скамье:
— Далеко до врат?
Исатихалья скривила губы, выражая неуверенность:
— Я уже плохо помню. Но должно быть не больше фаусконских суток.
Я невольно опустила голову. Целые сутки — это чудовищно много. За это время я сойду с ума.
— Поспать бы тебе. Отдых нужен.
Я покачала головой:
— Только когда прыгнем во врата. Иначе не усну. Поспите сами.
Ганорка промолчала, а я отвела взгляд, снова уставившись в маленький иллюминатор. Не могла на них смотреть. Старики выглядели разбитыми, уставшими. Осиротевшими и очень несчастными. И я, вопреки желанию, чувствовала свою вину. Будто сама лишила их всего. Это мерзкое чувство гадостно скребло внутри, и я никак не могла от него отделаться. Убеждала себя, что Исатихалья сама прицепилась ко мне, но это не помогало. Я понимала, на что они пошли ради меня. Ради первой встречной, с которой связало их неведомое ганорское колдовство.
Я вновь повернулась, глядя на старуху, чуть дремлющего спьяну Таматахала:
— Простите меня. Я вам всю жизнь перевернула.
Исатихалья встрепенулась, выпрямилась. Посмотрела неожиданно строго:
— Не говори так, дочка. Ты здесь ни при чем. Это воля Великого Знателя. — Она растерянно пожала мясистыми плечами: — И потом, кто знает, может, мы со стариком хоть раз в жизни что-то стоящее сделали…
Мне захотелось обнять ее. Кинуться на шею и разрыдаться. Рассказать, насколько она права. Но я сдержала порыв. Неуместно. Странно. И рано… Врата представлялись мне барьером, преградой, способной укрыть от Тарвина Саркара. Сейчас казалось, что я видела его в последний раз давным-давно, в прошлой жизни. Или во сне. И невольно вызывала в памяти его лицо. Искристые голубые глаза. То мутные, то совершенно безумные, когда он смотрел на меня. Гипнотические и пугающие, потому что внутри меня будто что-то ломалось. Тогда я чувствовала себя слабой, податливой, ведомой, словно в сетях неизвестного томительного колдовства. И я не противилась… потому что не хотела. Не хотела… Это было самым ужасным. И в груди засквозило, захолодило, будто пахнуло дыханием космоса.
Может, он впрямь существует, этот Великий Знатель? Было в ганорах
