Знаешь, когда не видела тебя уже месяцев семь-восемь, было легче, чем сейчас. А сейчас… опять, с новой силой… еще сильнее полюбила тебя. Меня просто разрывает на части, когда вижу тебя и не могу даже дотронуться. Выхожу после этих судов, и моя нервная система дает сбой…
Из Катиного письма
Суд начался 6 августа — через год после того, как меня арестовали. Судья Ермоленков — худенький парнишковидный человечек, лишь на пару лет старше меня — уже на двадцатой минуте от начала процесса заявил, что моя вина полностью доказана и задавать мне вопросы нет никакой необходимости.
13 августа, к исходу пятого судебного заседания, наконец-то проснулся прокурор. За весь процесс он не проронил ни слова, не задал ни единого вопроса, не умеет пользоваться даже электронной почтой, что, однако, не помешало ему посчитать мою вину «полностью доказанной» и попросить для меня наказания в виде четырнадцати лет и шести месяцев лишения свободы. Четырнадцать с половиной лет только за то, что продал несколько тысяч иностранных дампов американскому же спецагенту… Да он, наверное, сериала «Горец» пересмотрел, только я ведь не Дункан Макклауд…
Хорошо, что мама не наблюдает эту комедию, — в зале только Катя и Коля, мой лучший друг. Сидят, уставившись в пол, будто и не родные мне вовсе. Катя нервно теребит свою сумочку и с трудом сдерживает слезы. А Коля… он словно чувствует свою вину за то, что не смог помочь мне. «Смотрите, смотрите на меня, — мысленно прошу я их. — Я все еще здесь, с вами. Да, тяжело. Да, невыносимо принимать участие в этом спектакле, но не делайте вид, что меня уже не существует…»
Утром 24 августа, в день приговора, судья прислал ко мне адвоката:
— Сергей, Ермоленков советует тебе полностью признать вину…
— А взамен что?
— Получишь на два года меньше.
— От какой цифры?
— Я тоже его об этом спросила. Ответил: «От той, что я задумал»…
— Марина Михайловна, он мог и пятнадцать лет задумать. Пусть идет на фиг с такими предложениями. Так ему и передайте.
— Хорошо…
В тот же день меня признали виновным по всем пяти статьям, что были в обвинении, и дали срок десять лет. С конфискацией имущества.
Вечером написал Кате, что в свете такого приговора наши дальнейшие отношения не имеют смысла…
Глава 51 Какая осень в лагерях…
Какая осень в лагерях:
Кидает листья на «запретку»,
А я кричу, кричу шнырям:
«Пускай лежат еще недельку!..»
Гр. «Бутырка». Какая осень в лагерях
Еще месяц после приговора я провел в СИЗО, и только в начале октября меня заказали на этап.
То, чего так долго ждешь, почему-то всегда оказывается совершенно неожиданным, когда наконец случается — и сумки у меня оказались не собраны (каждую вещь нужно детально описывать), и белье, как назло, замочено в тазике.
Спецвагон для транспортировки заключенных, вагон-зак, в России называют «столыпинским» или просто «столыпиным». Во времена Петра Столыпина в таких вагонах перевозили переселенцев в восточные области страны. Этот тип вагонов был ниже обычного пассажирского, но много выше товарного, также он имел подсобные помещения для утвари и птицы и загоны для скота. Позже эти слегка переоборудованные вагоны приспособили для перевозки заключенных. До этого каторжников этапировали пешком и на лошадях, и очень многие из них не доходили до места ссылки, умирая по дороге.
— Что это за город, милейший? — на манер Остапа Бендера поинтересовался я у проводника-конвоира, когда мы дольше обычного задержались на одной из станций.
