Курт, видимо, мой посыл уловил.
– Ой, только не надо тут изображать высокие моральные принципы. Знаем, плавали. Ты тоже не святой, так что не надо меня учить, – переведя дух, он продолжил, едва не шипя, – подумаешь, немного таблеток взял в долг. Только на роль дилера я не подписывался! А Брагин деньги брать отказался, шантажирует, тварь! Так что туда ему и дорога!
Хорошо, что расстояние между нами было достаточно большим. Плевался Курт знатно, исходя ядом. Но на его счастье, мне были до фонаря его мотивы. После сегодняшнего идей у меня было немного, а Брагина следовало стереть с горизонта всерьез и надолго. О чем, недолго думая, я ему и сообщил.
– Ок, не вопрос. На этот раз, считай, ты меня уговорил, – начал я, отмечая его вытягивающееся от удивления лицо. Интересно, он всерьез считал, что я откажусь? – только это будет в самый последний раз. Ничего не изменилось – мы не друзья и никогда уже ими не станем. Так что…
– Больше я тебя не побеспокою, – продолжил ехидно Курт, но меня и это полностью устраивало. И я ни капли не сожалел. Что-то в тот памятный вечер сломалось во мне, когда вся гниль его натуры вылезла наружу, показав неприглядное нутро. И я был рад, что это произошло до того, как я успел влипнуть по его вине в крупные неприятности.
– Отлично, – кивнул и деловито подобрался я, выпрямившись, – теперь выкладывай, что там у тебя за информация.
А час спустя, оглянувшись на пороге, он тихо спрашивает, силясь понять мои поступки:
Он вправду не понимает, но не в моих силах показать ему все удивительные стороны этой девушки. Да и совсем не хочется, если честно. Поэтому лишь тихо выдыхаю, вкладывая все чувство в эти несколько слов.
– Стоила. Она одна стоит всего мира, Курт…
Глава 30Яна
– А почему Белоснежка?
Вопрос застает меня врасплох, и я замираю, не успев дотянуться до ручки двери. Баринов мягко остановился напротив моего подъезда и теперь пристально смотрел на меня, не убирая руки с руля. А я не поспешила покинуть салон авто, как обычно, пытаясь еще хоть чуть-чуть продлить эти мгновение нашего с ним «наедине». И теперь не знала, радоваться такому продолжению разговора или огорчаться.
– Своеобразная дань подростковому максимализму, – чуть улыбнулась я, вспоминая свои прошлые «закидоны» в ответ на любое бабушкино требование, – хотела показать, что я не хорошая и послушная девочка, примерная внучка, а взрослая девица с собственным мнением.
В памяти послушно всплыл день, когда я решилась на этот отчаянный эксперимент. Пришлось экономить на школьных завтраках целый месяц, чтобы скопить достаточную сумму для похода в парикмахерскую. Насмотревшись на последствия «домашнего» окрашивания у одноклассниц, я придушила собственную жабу и с выдержкой профессионального снайпера складывала мелкие купюры и монетки в старый пенал, пряча его под исписанными уже тетрадями на дне самой нижней полки письменного стола. Бабушке предусмотрительно говорить ничего не стала, справедливо рассудив, что благословения мне не видать.
Надо отдать должное парикмахеру – она попыталась отговорить меня от этого импульсивного поступка, но проще было развернуть танк в поле голыми руками, чем заставить меня передумать. И уже после, гордо маршируя по улице и распугивая прохожих траурного цвета шевелюрой, я с нарастающим страхом ждала реакции любимой родственницы.
Но, вопреки всему, бабушка ругаться не стала. Да она вообще ничего не сказала. Лишь внимательно смотрела на меня несколько минут, вытирая руки полотенцем, перекинутым по привычке через плечо. Сначала удивленно, а потом так снисходительно-удрученно, что я ощутила себя круглой дурой. На том и разошлись, оставшись каждый при своем.
– Тогда в моду только-только входили разноцветные пряди и многие девочки, включая моих подруг, вовсю издевались над своими волосами, доводя учителей до перманентных истерик. И я не стала исключением. Только вот мой выбор пал на черный цвет, хотела стать такой жгучей брюнеткой. Женщиной – вамп, как говорится. И в очередные посиделки нашей компании, я явилась в новом образе, не забыв ярко-красную помаду для полноты картины.
Глядя на офигевшее лицо Баринова, я искренне расхохоталась. Да, раньше эксперименты меня не пугали.
– И тогда один из друзей Брагина и назвал меня Белоснежкой – черные волосы, яркие губы и природная бледность, сильно бросавшаяся в глаза из-за нового цвета волос, вполне соответствовали новому прозвищу. Так и прицепилось оно ко мне.
Я хмыкнула, вспомнив одно из немногих фото, оставшихся с того времени.
– Все ребята уверяли меня тогда, что мне очень идет. Хотя, на мой взгляд, я была больше похожа на несвежий труп невесты, чем на сказочную героиню.
– Да уж, – весело ухмыльнулся Баринов, – хотел бы я на это посмотреть.
– Нет, – помотала я головой, продолжая веселиться, – больше я на такое не подпишусь. Любуйся базовой комплектацией.
– Так я уже…
– Что? – переспросила я, уверенная, что ослышалась. Но Баринов тут же перевел тему.
– А как получилось так, что вы продолжили встречаться с Брагиным после…?
Он не договорил, но это и не требовалось. Я прекрасно поняла окончание вопроса, и настроение стремительно покатилось вниз. Отвернувшись к окну, нахмурилась.
– Не продолжили, – вздохнула, но ком в груди не желал уходить, устроившись поудобнее, – все было совсем не так. Я твердо была уверена, что знать больше не желаю ни Брагина, ни наш гадюшник, с молчаливого согласия которого все и произошло. Да и бабушка требовала всего моего внимания, не оставляя особенно много времени для бесполезных терзаний. Я перестала выходить вечерами, не отвечала на звонки, а при редких встречах с бывшими друзьями просто отворачивалась, делая вид, что мы незнакомы. Но Брагину было плевать на мои попытки самоустраниться.
Пальцы побелели от напряжения, когда я сцепила их в «замок». Закусив губу, попыталась расслабиться, но удалось плохо. Воспоминания всегда вызывали такую реакцию, и я старалась думать об этом как можно реже.
– Он появился на пороге нашей квартиры через четыре дня, с предложением продолжить наши встречи, – вздрогнула, когда горячая рука Никиты накрыла мои ледяные ладони, с силой расцепив их. Нежно поглаживая и растирая в попытке согреть, на что я слабо улыбнулась в приливе благодарности, – говорил, что не может забыть нашу ночь и не понимает, почему я сбежала утром. Намекал на то, что я сама стала инициатором того, что произошло, и он бесконечно рад тому…
Я внезапно замолчала, смутившись. Не в силах договорить фразу и сознаться в том, что Брагин оказался моим первым мужчиной. И, к сожалению или счастью, пока единственным. Переступить через себя и довериться кому бы то ни было, я так больше и не смогла.
– В общем, я тогда сорвалась. Переживания, чудовищная усталость и недосып, страх за бабушку, все это привело к нервному срыву. Я кричала на весь подъезд, что никогда не хочу его больше видеть, и это он во всем виноват. Что отношения между нами невозможны, а перспектива оказаться в его постели еще раз хуже смерти. Меня не волновало тогда то, что он может меня ударить или еще как-то навредить. Желание высказать ему все в лицо оказалось сильнее инстинкта самосохранения…
