— По-твоему все человечество должно было сойти с ума?
— И сошло. Доза была рассчитана мастерски, чтобы болезнь протекала незаметно. Она, как компьютерный вирус, медленно разрушала психику особо подверженных расстройствам людей. Вспомни, что ждало человечество после 1908 года. Две мировые войны, тысячи локальных, сотни миллионов загубленных жизней. Впервые в истории человечество убивало себе подобных с такой демонической жестокостью. Целые народы истреблялись не ради земли или ресурсов, а из ненависти. Только чудом не случилась ядерная война, после которой не осталось бы ничего живого. Именно этого они и добивались — очистить землю, уничтожить нас нашими же руками.
— Кто они? Марсиане?
Матлаков отошел от Максимова, будто тот сказал нечто нецензурное.
— Я не знаю, кто они и не надеюсь узнать. Их план не предполагал, что мы узнаем. Если бы не шаман вообще не осталось бы доказательств. Удивительно как ему вообще удалось сохранить этот экземпляр. Вдумайся, а если они повторят атаку? С таким количеством смертоносного вооружения и ненависти друг к другу человечество не переживет ее, — Матлаков сам взял оставшиеся датчики и прикрепил к груди Максимова. — Это наш шанс сделать шаг, о котором они не подозревают — подготовиться к новому удару, научиться защищаться. Мы с Кирюшей спасем человечество от гибели.
— Думаю, что у Бузунова более приземленные планы.
Максимов не мог оторвать взгляда от ящика с осколком внутри. Он зачем то решил запомнить каждую потёртость и изгиб этого, невзрачного на первый взгляд, куска металла, скрывающего за толстыми стенками нечто несущее страшные муки, которые человек не способен ни ощутить, ни познать сполна. Эта крышка — грань, за которой его ждет жизнь в кошмаре собственного сознания. Зрители уже собрались наблюдать за разрушением его разума в прямом эфире, и все ради безопасности страны и мира. Человеческая природа так устроена испокон веков — убивать ради безопасности.
В лабораторию вернулся Бузунов. За ним хвостиком вошли Альбинос с напарником.
— Заканчивайте, — скомандовал он.
Лаборанты закончили с датчиками и покинули помещение. Матлаков уже направился к выходу, но затем вернулся к Максимову и произнес шепотом:
— Спасибо что делаете это. Если у вас есть просьбы, скажите. Я все сделаю.
— Позаботьтесь о нем.
— А что-нибудь для вас?
Максимов промолчал, и даже не пошевелил не единой мышцей. Матлаков, не дождавшись ответа, покинул бункер.
Дверь закрылась, оставив его наедине с нескончаемым потоком мыслей. Он слышал их вслух, словно невидимое приведение нашептывало ему его голосом. Максимов думал о самоубийстве. Перебрал в голове все возможные варианты суицида, в том числе: выдохнуть воздух из легких, упереть нос в плечо и задохнуться, или попытаться раскачаться, чтобы выломать крепление стула, а затем разбить голову о металлический пол. Разочарованный в бесполезности попыток, он приготовился принять неминуемую участь.
От прожекторов исходило обжигающее тепло. Постепенно в бункере стало, как в парилке.
Бузунов разговаривал с Матлаковым. Микрофон остался включен и Максимов мог их слышать. Матлаков предложил Бузунову удалиться отдохнуть, так как эксперимент будет протекать несколько часов. Бузунов наотрез отказался и твердо решил присутствовать.
Вдруг Матлаков отвлекся от разговора с Бузуновым и спохватился к каталке. Брат шевелился. Альбинос с напарником страховали Матлакова с боков.
Брат очнулся и осматривался. Матлаков погладил его по голове.
— Где я?
— Ты в лаборатории центра ядерной физики, — с восторгом сказал Матлаков. — Как ты себя чувствуешь?
— Голова болит.
— Ничего, это скоро пройдет. Ты узнаешь меня?
Бузунов тоже подошел понаблюдать. Рука его лежала на кобуре, скрытой пиджаком.
— Владилен, — прошептал брат.
— Кирюша, — Матлаков обнял его, почти плача. — Мы смогли, мы справились. Слава богу, что ты вернулся.
Брат попытался подняться, но Альбинос прижал его к каталке.
— Отпустите.
Альбинос не реагировал, ждал приказа. Бузунов дал согласие, но с выжидающим недоверием. Рука его так и осталась лежать на кобуре.
Матлаков помог брату сесть.
— Мне столько нужно рассказать тебе. Столько всего случилось.
Брат держался за лоб.
— Ничего не помню.
— Это все последствия облучения. Он затуманил тебе рассудок, но я нашел способ повернуть процесс вспять.
— Как?
Матлаков повел его к пульту управления. Брат шел, пошатываясь, держась за перилла.
— Я все покажу. Это просто удивительно. Взгляни на эту аппаратуру, а наверху есть еще лаборатория. Там чего только нет. Все о чем мы мечтали.
Брат остановился напротив зеркала. Он мягко и аккуратно, прикасаясь к себе ладонями, потрогал грудь и лицо, как бы проверяя, в том ли он теле.
— Начинайте, — приказал Бузунов.
Управляемые дистанционно тросики крышки ящика зашевелились. Механизм проверили на работоспособность.
Брат увидел изображение с камеры видеонаблюдения, так и замер в ступоре. Ничего не говоря, он отправился к лестнице, ведущей к бункеру. Бузунов скомандовал ему вернуться, но тот проигнорировал. Альбинос и напарник, вытащили оружие и побежали за ним. Бузунов встал у брата на пути, преградив дорогу к лестнице.
— Николай Валерьевич, прошу. Не трогайте его.
— Вернись на место, — Бузунов гипнотизировал брата черными, как смоль, глазами.
Максимову не нужно было видеть этот взгляд, он ощущал его через брата.
— Мне надо поговорить с ним.
— Прошу вас, — Матлаков стоял за спинами Альбиноса и напарника — Дайте ему минуту. Я все сделаю.
— Либо пропусти, либо вали прямо здесь.
— Хорошо, — Бузунов направил пистолет брату прямо в сердце.
Брат сделал шаг, пока дуло не уперлось ему в грудь. Следующим шагом он вынудил Бузунова отступить.
Максимов узнал Кирилла. Таким он запомнил его в их последнюю встречу. Отрешенный и уверенный взгляд параноика и психопата, готового на смерть без малейшего промедления.
— Давай, ну! — ревел брат.
— Не стреляйте, умоляю, — Матлаков упал на колени перед Бузуновым. — Я прошу вас, ему это нужно.
— Я не позволю устраивать здесь балаган, — Бузунов говорил как всегда уверенно, но на еще один шажок все же отступил. — Успокой своего мальчика или это сделаю я.
— Кирюша, не горячись, пожалуйста. Не разрушай то, чего мы добились.
Брат перестал давить на пистолет.
— Мне нужна минута и всего. Нам многое нужно друг другу сказать.
