***
Лекс помнил, с каким трудом выжимал из себя письмо — слова теснились, мешали друг другу, путались под ногами, но никак не хотели складываться в подобие текста. Ох. Если можно было бы обнять Милену, а как только она разразилась бы гневной тирадой, прижаться к губам, заглушая голос разума древней, как мир, магией чувственности…
«Милая… Я — идиот. Я — дурак!»
Так, стоп. Это не письмо получается, а сборник русских ругательств в современной обработке. Тем более, Милена и сама знает, что он — дурак. Она это поняла с самых первых дней. А он не сделал ничего, чтобы измениться к лучшему.
«Милена, мне так много нужно тебе сказать…»
Ага, а что ты ж ты делал умник, до этого момента? То жил со своей прекрасной амазонкой под одной крышей, и молчал, то вдруг прорвало… Дурак, и есть дурак.
«Надеюсь, ты выслушаешь меня?»
Ну, у Милены нет другого выбора — она ж все равно прочитает письмо, поэтому верх глупости писать эти слова. Эх, Лекс, ты неисправим…
«… Последнее время меня терзают…»
Смутные сомнения? Ну, прямо как в песне поется…
«Терзают жуткие ощущения, что моя любовь — безответна. Но это ничего не меняет. Ни моих чувств к тебе, ни прошлого и будущего… Я до сих пор не могу поверить, что ты ушла. Ушла от меня навсегда, и нас разделяют не просто километры, города, или океаны, а… миры. Между нами целые миры! От этого становится страшно!»
Вот еще, географ нашелся… Города — океаны? А какая, впрочем, разница? Если любовь безответна, то без разницы, что между вами — стенка, как между соседями Ваней и Машей, или миры? Что ты думал, что напишешь сухие фразы про «свои чувства», и она растает, бросится в твои объятия из «неизвестно-откуда». Мечтать не вредно, парниша!
«Я просто хочу, чтобы ты знала, что дни, проведенные вместе с тобой, навсегда останутся в моей памяти бесценным сокровищем. Ты — лучшее, что у меня было. Было, есть и будет…»
Конечно, Лекс! Продолжай в том же духе, и любая читательница этого письма, женского пола, естественно, разрыдается. И только. А она — не вернется. Не потому, что не простит, нет… Милена — самая искренняя, самая нежная и добрая, но… Она больше не тот доверчивый ребенок в глупом платье, что свалился тебе на руки. Нет. Ты сам сделал ее другой. Сильной, смелой, гордой, и… Она не поверит тебе. Вот увидишь. И пусть у тебя сейчас голова идет кругом от правоты твоих же слов, пускай перед глазами все плывет, прошло то время, когда она могла купиться на дешевую банальщину сладких слов.
«… Когда умер отец, казалось, я возненавидел тебя. Но потом осознал, что ты — воздух, которым я дышу, пища, которую я ем, вода, которую пью…»
Звучит, как молитва. Проникновенно… Лекс, неужели у тебя проснулось вдохновение? Знаешь, писатели все — врут… Может, врешь и ты? Хотя конечно, по старому закону, от ненависти до любви всего один шаг, и ты постоянно делаешь его, прыгая взад-вперед.
«Ты — моя отрада, святыня, счастье мое и вдохновение… Ты — мои мечты, все помыслы мои, моя вторая половина. Ты — жизнь моя!»
Алексей, признайся, ты хочешь окутать Милену стихами, написанными в прозе, эти невидимым коконом мольбы, клятвы… Для тебя сейчас важнее всего, чтобы девочка вновь поверила тебе, потянулась так доверчиво, отдавая себя без остатка… Скажи, а что ты с ней потом будешь делать?
«Я хочу, чтобы ты вернулась. Ты заставила меня по — иному взглянуть на этот мир, и без тебя он стал пустым и бессмысленным. Ты — первая, о ком я вспоминаю, открывая глаза на рассвете и последняя, за кого молюсь, засыпая. Милая… Мне, по сути, так мало надо от тебя. Просто обнять, прижать к груди, и долго-долго не отпускать. Или взять твою руку, расцеловать на ней каждый пальчик. Мне часто снится, как мы идем по жизни вместе. Рука об руку. Не думай, что я такой слабохарактерный старомодный слюнтяй, просто… Наверное, я такой и есть!»
Что ж ты Лекс растекаешься «мыслей по древу» и не хочешь взглянуть правде в глаза? Помнишь, ты сам распинался перед Костей, приводя примеры и рассказывая о том, что любая, самая идеальная любовь длится три года, а потом видоизменяется, почти полностью исчезая, превращаясь в привычку… Где теперь все эти теории? В каком месте? Ой, нет, повторять не нужно, тут легко догадаться… Эх, люди-люди, непостоянные вы…
«Обещаю, что даже если ты помнешь мою машину, сожжешь пылесос, взорвешь телевизор и приготовишь шедевральное творение «курица с макаронами и яблоками в духовке», я ни слова не скажу. Съем все до последнего кусочка и не поморщусь… Ну, прямо как в прошлый раз!»
А вот это уже нехорошо — напоминать девушке о ее промашках и недостатках. Ну, не идеал хозяюшки она, зато как потрясающе обращается с оружием! Что значит, «это в жизни не пригодится»? Лекс, ты на улицу давно без телохранителей выходил? Вот-вот. А новый плазменный телевизор — это чистая случайность, нужно ж было Максу как-то переместиться в наш мир… Да, дорогое удовольствие, никто не спорит! Но никто ж не виноват, что в глубине души ты не любишь Макса потому, что ревнуешь к нему… И не спорь со старшими! Что значит, «с каких это пор внутренний голос старший»? А вот я сказал, значит так и есть!
Н-дя, Лекс, ты — попал. Не боишься, что Скотч прочитает это письмо и вывесит на сайт анекдотов? Знаешь, как в народе говорят, по поводу этого бреда? «Обнять и плакать». Кажется, ты и вправду неизлечимо болен. А поможет тебе одно лекарство… Что значит, не интересно? А я все равно скажу. Кувалда по голове только сможет помочь…
Маразм крепчал, деревья гнулись. Почти как в песне: «Шумел камыш…».
«Я верю, что наступит день, и ты войдешь в наш дом — и солнечные лучи прорвутся сквозь тучи боли и мрака. До нашей встречи я выстраивал жизнь по определенным, дурацким рамкам, думал, что знаю, чего ждать от жизни, но как оказалось, я жестоко ошибался. Я влачил жалкое существование, а ты ворвалась в него, подобно порыву свежего ветра, и навсегда изменила его. Я восторгаюсь тобой, вожделею, обожаю, боготворю тебя…»
Это конечно, хорошая идея, выписать все прилагательные из словаря, и вставить их в это письмо… Эй, не пинай меня! Даже мысленно! Больно все-таки…Лекс, знаешь, а ты все-таки дурак. Вместо длинного письма ты мог написать всего три слова. Да, да… «Я люблю тебя». Этого было бы достаточно. А вместо этого ты наводнил бумагу заменителями, и думаешь, что Милена поведется? Я понимаю, что тебе сложно, что страшно, но — придется. Что? А ты не боишься, что лично ты не сможешь ей сказать этого никогда?.. Милена не побоялась. Она глядя тебе в глаза сказала: «я люблю тебя». А ты не ответил на ее чувства.
***
Алеша писал еще много чего — о том, что Милена сделала его совсем другим человеком. Лучше, чище, благороднее. О том, что она — и сама не подарок. Хотя и принцесса! А еще писал быстро, резко черкая на бумаге ручкой, что она никогда не встретит мужчину, который жил бы ею так, как он… который защищал бы ее до последней капли крови, до последнего удара пульса, который всегда будет рядом, оберегать ее, но… Не написал лишь одного, что любит Милену. Не смог… Не понял, что это письмо вместо исцеления станет для Милены лишь острым кинжалом, вонзившимся в сердце — прямо в свежую рану.
