Он немного грассировал и выражался высокопарно. Столько разных фактов бурлило у него в голове! За пять минут разговора мы с Лёней узнали, что еще за полторы тысячи лет до нашей эры в папирусе фараона Аменхотепа указано: если врач приложит палец к шее, голове, кистям, предплечьям, ногам, то везде он найдет сердце, ибо оно не только указывает путь к каждому органу, но и звучит в нем.
– Сердце, образно выражаясь, всюду! – профессор торжествующе глянул на нас поверх очков. И неожиданно предложил: – Если хотите узнать о сердце, то приходите ко мне на лекцию в Первый медицинский институт на Моховой.
Через несколько дней я поднималась по лестнице Первого мединститута. Его просторные коридоры помнят еще физиолога Сеченова. На первом этаже пахло формалином. Скорей, скорей – мимо анатомического театра, там студенты склонились над неподвижной фигурой. Мимо анатомического музея, где руки-ноги заспиртованы в колбах, печень алкоголика и печень нормального человека… Студенты в белых халатах выстроились перед банкой, а в банке – мозг. Рядом стоит человек без кожи в полный рост. И черепа разложены на полке. На одном написано «якут», на другом – «русский». Какой же он якут, когда от него остался один череп? Нет, им надо написать: «якут».
В общем, поднимаюсь на третий этаж, аудитория – полукругом, амфитеатр с наклоном, уходящий под потолок, на скамейках сидят студенты, а внизу доктор Этинген у доски в белом халате и белой шапочке. Перед ним таблицы, картинки, и он рассказывает увлеченно:
– Сердце примерно на пять восьмых построено из хорошо развитой мышечной ткани. Эта мышечная ткань запрограммирована таким образом: она всю жизнь сокращается. Сто тысяч сокращений в день и до сорока миллионов в год. Подобные цифры свидетельствуют о колоссальной надежности сердца. Как только оно перестает сокращаться, мы и умираем. Самое интересное, что никто не знает, почему на третьей – в начале четвертой недели зародышевой жизни эта мышечная ткань начинает сокращаться. Нет, понятно, в нас заложена генетическая программа. Но отчего именно тогда у всех людей одинаково? Может быть, в этот момент устанавливается связь с чем-то высшим, которая далеко выходит за пределы нашего с вами земного шара? И налаживаются синхронные ритмы с мирозданием?
Голос Льва Ефимовича звучал гулко под сводами старинной аудитории. И так же гулко раздавался стук мела по доске. Он вдохновенно рисовал контуры человеческого тела.
– Имейте в виду, что у нас не одно тело, а семь, – убежденно говорил он, – и вокруг физического тела слой за слоем мерцают и переливаются живые, чувствительные, пульсирующие, пускай невидимые глазу, но уже наконец зафиксированные научными приборами энергетические тела. Последнее, седьмое называется Пуро Люс, что означает «чистый свет»! А древнетибетское учение гласит: в основе человека находится «тело экстаза», которое питает возвышенная радость…
Лев Ефимович рассказывал настолько необыкновенные вещи, что я стала с любопытством поглядывать на его слушателей. Что за курс такой? Оказалось, факультатив. Совершенно необязательное занятие, а тут яблоку негде упасть! Видимо, люди, желающие о сердце знать ВСЕ!
– Сердце представляется мне весьма загадочным и таинственным органом, – доверительно сообщал студентам профессор. – Оно бьется, оно звучит, в отличие от других органов оно постоянно дает о себе знать. «Клянусь вам всем сердцем!» – воскликнул Лев Ефимович. – Почему именно сердцем, а не ушами, волосами, ягодицами? С древности у разных народов сердце признавалось главным органом тела, его князем, вместилищем души, средоточием духовной жизни и разума. Сказочники Гауф, Андерсен, братья Гримм, Эрнст Теодор Амадей Гофман в один голос говорили, что сердце бывает каменное, бывает мутное, даже… волосатое!
Лев Ефимович не поленился и подсчитал, что в Библии сердце упоминается 851 раз: оно и «веселится», и «скорбит», и «терзается», и «рвется», и «горит трепетным предчувствием», «мыслит», «созерцает» – это заключенная в нас божественная тайна, место свидания Бога и человека…
Да, мудрецы всех времен повторяют: слушай свое сердце. Там что-то кроется научно необъяснимое.
И все мои герои – только и твердят: сердце, сердце, сердце.
Когда Леонид Енгибаров в первый раз шагнул на арену цирка, он осторожно достал из своей груди бьющееся сердце, тут же вдребезги расколол на тысячи пылающих кусочков и раздал притихшей публике.
Зритель дрогнул. В ответ на арену полетели букеты, обрушился шквал аплодисментов, а Енгибаров, собрав в охапку цветы, стал бросать их обратно в зал. Потом тихо лег на краешек арены, положил голову на ладони и «заснул» под гром оваций.
– Вы когда-нибудь держали птичку в руках? – спрашивал меня Резо Габриадзе. – Как бьется ее сердце! Мне кажется, – он сказал, понизив голос, – что у них в одном ритме билось сердце – у Пушкина и у птички.
«Сердце, – говорил Ошо, – вот наш дом, который мы ищем. Там – любовь. Только там ты не чужеземец».
А Петр Гурвич, иппотерапевт благотворительной организации «Живая нить», открыл мне великую тайну лечения больных людей – лошадьми:
– Когда лошадь идет ритмичным шагом, ритм ее сердца соответствует ритму сердцебиения человека. Всадник сливается с лошадью, она становится его телом, его продолжением, она движется во всех плоскостях, человек на ней качается вверх-вниз, и одновременно происходит боковое движение, она массирует, согревает, пробуждает все чувства – осязание, обоняние, – улучшает зрение, слух, наконец, рождает в его сердце страсть.
Петр Гурвич создал Русское иппотерапевтическое сообщество и стал его президентом, собрав людей, верящих в целительные силы лошадей.
– Для меня сесть на лошадь – это все равно что для вас взойти на Эверест, – сказал один умнейший человек, колясочник Антон.
– Лошадь – не панацея, – строго предупреждал Петя. – Она не лекарство, которое запросто лечит тебя от ДЦП, от аутизма, от синдрома Дауна, от того, что ты будешь воровать или убивать, или от наркотиков. Она просто живая, гармоничная, в ней целый океан энергии. Даже если возникает ощущение, что мир неразумен и несправедлив, – два часа иппотерапии, – говорил он, – и все пройдет.
– Петя целую жизнь посвятил одной девочке, – рассказывала мне Света, ученица Петра. – Ее зовут Лиза. Она не ходит и не говорит, а только лежит и что-то бормочет. Он ее выносит на солнце весной и летом, играет с ней, женился на ее маме. Согласитесь, не каждый человек отдаст жизнь, чтобы ухаживать за ребенком, – не общаться, а ухаживать, – это ведь труд великий. Раньше Лиза ничего не могла. А сейчас она сидит со всеми за столом и пьет чай…
– Мы растем и забываем, как смотрели на людей, когда были маленькими, – говорил Петя Гурвич в нашей радиопередаче. – А взрослый человек, сидящий в коляске, на всех смотрит, как ребенок, снизу вверх. У него другой угол зрения, ему видно только пиджак стоящего рядом человека. Но окажись он на лошади – сразу становится на голову выше всех. Я это осознал, когда на конференции, посвященной детям-инвалидам, познакомился с одним педагогом из Новосибирска. Он в детстве переболел полиомиелитом, а теперь обучал детей, которые испытывали разные трудности, обращаться с компьютером. Ростом он был со своих учеников.
