Для ускорения процесса познания мне пришлось самому возить пальцем по экрану смартфона. И тут Кольцов внезапно взметнулся с табурета:
— Чертов гипнотизер! — закричал он, врезаясь в меня плечом. — Бей его, Айзек!
Атаки литераторов я никак не ожидал. Миг, и оказался на полу, а Михаил рядом, борзо машет грязным сапожком, пытается зафутболить мою голову под кровать. Хоть шустрик, но промазал, подвели высокие каблучки. А вот я дотянулся — лягнул поддых, да так, что хозяин дачи с воем скрутился в комок. Только привстал, как сверху рухнула туша Бабеля. Тертый калач, вместо глупых попыток ударить или придушить он потянулся за своим наганом. И так ловко, что сумел ухватить рукоятку. Борьба за огнестрел затянулась, писатель сопел, хрипел, но изворачивался, умело сводя на нет мое преимущество в силе.
Звонкий голос раздался прозвучал как гром среди ясного неба:
— Мальчики, вы что, совсем с ума сошли?!
Александра, завернутая в простыню как в тогу, смотрела сверху — с божественным укором. От удивления разжал руки как я, так и Бабель. Злосчастный наган брякнулся на пол. Рядом в коленно-локтевой позиции стонал Кольцов.
— Вы правда хотите сдать меня в ГПУ?! — Саша наставила на Михаила указательный палец. — Вы правда хотите моей смерти?
Никогда бы не подумал, что хозяин дачи может так густо краснеть. Однако же…
— Я видел, он готов убивать, — Кольцов близоруко мотнул головой в мою сторону. — Ему стыдно стало, тяжело. Эдакая тоскливая жалость верный признак. Вот я и решился…
— Меня уже один из вашей братии чуть не повесил! — зло парировал я, торопливо вылезая из-под кровати. — Если бы не Саша!
— Но-но! Ты меня с паскудником Блюмкиным не ровняй! — огрызнулся Михаил.
— Вот только руками не надо! — живо опомнился я, когда с трудом сохраняющий равновесие Кольцов в попытке удержаться на ногах навалился на мою девушку.
— Извини, я по-дружески!
— Знаю я вас!
— Он уже старый, ему можно, — неуклюже постарался погасить ситуацию Айзек. — А мне тем более!
— Помню-помню, с женой Ежова…[236] — продолжил было я по инерции, но тут вмешалась Саша.
— Сперва объясните, почему из-за слетевшего с катушек палача на кремлевском троне взрослые умные люди решили друг-друга поубивать? — быстро нашла она нужные слова. — Как же вы могли народовольцев и эсэров забыть?! Хоть бомбисты — но ведь настоящие герои! Взять того же Каляева. Он террорист? Вне сомнений! Целого великого князя взорвал. А кто его именем Долгоруковскую улицу назвал?[237] Не вы ли, товарищ Кольцов, об этом в своем "Огоньке" трезвонили?
— Проспекта Савинкова, между тем, не наблюдается, — поспешно воткнул шпильку Бабель.
Вздернул стеклышки на свой монументальный утконос и думает, что самый умный. Однако Саша не собиралась уступать инициативу. Укоризненно покачав головой, она шагнула к насмешнику и прошептала прямо в круглое лицо:
— Вы великий писатель, Исаак Эммануилович. О силе вашего интеллекта слагают легенды. Но ради Бога поверьте, если бы вы знали то, что знает Лешка — немедленно захотели бы переименовать Тверскую в Обуховскую!
— Браво! — не остался в долгу Бабель. — Блестящая экспрессия!
— Коли узнаете, не до смеху будет…
— Так позвольте ж наконец узнать!
— Да всего пять минут назад попытался все объяснить… некоторым, — вмешался я.
— Гипнотизировать-то на кой черт? — начал оправдываться раздосадованный глупым поворотом Михаил. — Сунул под нос какую-то светящуюся чепуховину, и давай небылицы рассказывать.
Вместо ответа Саша подобрала отброшенный в пылу борьбы смартфон, кокетливо пригладила складки импровизированного одеяния и уселась на кровать. Хлопнула ладонями по застиранным цветочкам покрывала:
— Присаживайтесь рядом, товарищи! Покажу все как есть. Эта штука из 2014 года, из нашего с вами будущего. Называется смартфон…
То, что не вышло у меня — сумела хрупкая девушка. Пристыженные литераторы послушно ловили глазами сухие строчки истории СССР, изучали картинки, слушали пояснения и казались абсолютно безопасными. Настолько, что я рискнул сходить на огород — накопать картошки. Затем затопил печку, используя вместо дров все те же вездесущие газеты. Жарил клубеньки на живом огне под декламацию мандельштамовских "тараканьи смеются усища и сияют его голенища". Кто бы знал, что вставленный в презентационный файл скан тетрадного листочка с оригиналом текста вызовет фурор как бы не больший, чем длинные списки уничтоженных в тридцать седьмом генералов? Но тут прекрасно знали как почерк Осипа, так и то, что ничего подобного он еще не писал.
Идиллию быта прервал быстрый стук в дверь.
— Михаил Ефимович! Срочная телеграмма!
Кольцов и не подумал откликаться. После третьего, уж вовсе неприличного вопля почтальона мне пришлось буквально за шиворот оттаскивать журналиста от экрана смартфона. Вернулся он в комнату с бланком в руках, как говорят — без лица. Выпалил скороговоркой:
— Антид Ото[238] мертв, Бухарин вызывает меня к себе. Срочно! Его только что поставили главредом "Правды".
— Неужто на Принкипо достали? — поразился я. — Опять ледорубом?
Михаил досадливо поморщился в ответ, похоже, он пытался под старым прозвищем скрыть от нас с Сашей фигуру Льва Давидовича. Проворчал:
— Что за ледоруб такой?
— В истории Леши специальный агент Сталина убил Троцкого ледорубом, в Мексике, — опередила меня Александра.
— Но в сороковом году, — добавил я.
Дата Кольцова не интересовала, он явно разрывался между любопытством и долгом. Потоптался вокруг кресла с обломанной в драке ножкой, наконец решился:
— Николая Ивановича мне никак нельзя подвести, — и чуть помедлив, добавил заискивающе: — Вы же точно никуда не убежите? А продуктов и лекарств я привезу, вы только ради Бога не волнуйтесь!
В ответ мне не удалось удержаться от шутки:
— Пожалуйста, передайте любимцу партии, что теперь Сталин не расстреляет его в тридцать восьмом за убийство Максима Горького. А также за вредительство на производстве и в сельском хозяйстве.
