После медового месяца в одном из многочисленных домов Девонширов — в Комптон-плейс в Истборне — Эндрю перевели в Пятый батальон Колдстримского гвардейского полка, а Дебора переехала в Рукери, довольно темный и сырой дом в поместье Чэтсуорт. Позднее она писала: «Жизнью правили карточки и купоны». Она вспоминала, как просила у мясника язык — на требуху рационирование не распространялась, — и услышала в ответ, что она тридцать шестая в очереди. Солдат, вернувшийся из Италии, привез лимон, невероятную роскошь. Он выложил его на прилавок почты и брал по два пенса в пользу Красного Креста за право понюхать золотистый плод.
Дебора написала Диане отважное письмо, когда в ноябре ее первенец, недоношенный мальчик, умер сразу после рождения. Это было, по ее словам, не так ужасно, как потеря Джессикой Джулии: она, в отличие от Джессики, не успела привязаться к ребенку Она не призналась Диане, что сразу после родов акушерка рявкнула: «Даже не надейтесь, что он выживет». Сидни присутствовала при родах и держалась, по отзыву дочери, «изумительно». Нэнси в письме Диане охарактеризовала тем же словом поведение Сидни, когда та навещала ее в больнице после удаления матки: «Муля была изумительна». Вот только подразумевала Нэнси нечто иное — мать вела себя так странно, что в это с трудом верилось: в утешение дочери заявила, что шрам на животе никто не увидит, обмолвилась о няне-сифилитичке. Сидни поселилась на время в Свинбруке и выхаживала Дебору после неудачных родов, а Нэнси, выйдя из больницы, вернулась к своей лондонской жизни. Трудно разобраться, в ком причина взаимного отчуждения — в матери, не умевшей помочь, или в дочери, отвергавшей помощь. Наверное, и в той и в другой — эмоциональный пат.
Дебора в итоге родит трех здоровых детей — Эмму, Перегрина и Софию, у Джессики появятся два сына, Николас и Бенджамин (от Боба Трюхафта), но лишь Диана была по-настоящему плодовитой. Каждая беременность Деборы тянулась мучительно день изо дня, никто не отваживался заранее покупать детские вещи, четырежды отчаянная надежда стать матерью здорового ребенка погибала в зародыше. В 1945-м снова случился выкидыш, погиб один из пары близнецов, второго удалось доносить почти до срока, но через восемь часов после рождения у него случилось кровоизлияние в мозг. «Деревенская повитуха… именовала меня „миледи“ в самые непристойные моменты», — писала Дебора Диане, пытаясь сохранить митфордианскую легкость. Еще одного малыша она потеряла в 1953-м. Умерших детей крестила, дав им имена (втайне от Деборы), ее свекровь. Памела сделала в 1937-м операцию, которая должна была способствовать зачатию, но в тот же год у нее случился выкидыш, после того как Дерек повез ее в автомобильное путешествие по ухабистым дорогам Норвегии. Позднее Дебора и Диана обсуждали, не из этой ли неудачи проистекает нелюбовь Памелы к детям. На этот вопрос, как и на любой, касающийся лично Памелы, ответить непросто, но ее сестры вполне могут быть правы. Вопреки явному нежеланию своего мужа, она снова забеременела и за шесть месяцев до конца войны опять лишилась ребенка.
Юнити всегда хотела иметь семью, детей, не отказалась она от этой мечты и теперь. Подруга Нэнси Молли Фриз-Грин слышала от Юнити: «Вот выйду замуж, нарожу десятерых»‹36›. А еще Юнити, что тоже вполне естественно, обратилась к Богу. «Нард, я пою в Хоре!!» — писала она Диане в конце 1940-го. После конфирмации она побывала у сторонника «Христианской науки»; об этом прознала «Дейли экспресс» и не преминула напомнить читателям о связи этого движения с нацизмом. Затем Юнити попробует другие конфессии, а Молли скажет о мечте перейти в католичество.
Ее состояние несколько улучшилось, она пошла на поправку — по крайней мере, физически. В 1941-м она уже отправлялась в небольшие путешествия сама, ездила на автобусе в Оксфорд. Там она обедала в «Британском ресторане» — кафе военного времени, где порция стоила один шиллинг, — но не могла контролировать ни аппетит, ни манеры. Она просила добавки, но этого никому не полагалось (и уж тем более не Юнити Митфорд). Нэнси почти беззлобно замечала, что вторую тарелку супа можно было бы получить, выжав рукава Юнити. Недолгое время она поработала в столовой в Берфорде, но ее начальнице велели уволить Юнити: «Ей здесь не место». Но вот более занимательный факт. В министерстве внутренних дел хранится папка, посвященная Юнити, — засекреченная на сто лет, но открытая раньше времени — со сведениями о том, что у Юнити появился любовник, женатый летчик-испытатель, с которым она «встречалась» в ноябре 1941-го. Беда с такого рода информацией в том, что ее очень трудно проверить. От кого она исходит? Насколько надежен источник? Не свидетельствует ли упоминание о жене летчика, что информатор был недоброжелателен? И кто этот летчик, вздумавший гулять с подругой Гитлера, которая вышибла себе мозги? Нельзя полностью исключать, что Юнити пережила недолгий и странный роман, однако письма ее сестер — написанные в то время — рисуют существо, очень мало пригодное на роль соблазнительницы. Собственные письма Юнити заставляют еще более усомниться в правдоподобии такого сюжета.
Стоит прислушаться и к воспоминаниям Молли Фриз-Грин, которая работала вместе с Нэнси в книжном магазине Хейвуда Хилла на Керзон-стрит, куда Юнити порой наведывалась, когда вместе с матерью приезжала в Лондон. Нэнси взялась управлять этим магазином — по совету Джеймса Лиз-Милна — в марте 1942-го. Она все еще была худой и слабой после гистерэктомии, но эта работа стала для нее отрадой, и не только потому, что здесь она получала три с половиной фунта в неделю. Она подружилась с Хейвудом Хиллом и превратила магазин в подобие клуба. Чарующий интерьер заполнялся старыми друзьями Нэнси, членами этого «клуба», — тут бывали Ивлин Во, Сесил Битон, Гарольд Эктон, Джеральд Бернере, Ситуэллы. (Сюда, в этот магазин, вбежал Осберт Ситуэлл после объявления результатов всеобщих выборов 1945-го и, вцепившись в кассовый аппарат, завопил: «Отныне — лейбористы!») Этот магазин стал еще одним райским подарком для Нэнси наряду с открытием Франции и романом с капитаном Руа. Эктон позднее с восхищением описывал ее хрусткую, хлесткую силу — каждый день она являлась из Майда-вейл в магазин в Мэйфере пешком — и красоту, «достойную кисти Джошуа Рейнольдса». Она посылала Диане много книг и подробно описывала ей веселую светскую жизнь магазина. Возможно, то была запоздалая месть за годы, когда все друзья покинули Нэнси и припали к ногам юной миссис Гиннесс, хозяйки особняка на Букингем-стрит.
Молли Фриз-Грин, помогавшая Нэнси в магазине, позднее рассказывала, как однажды «явилась незнакомая мне женщина и сказала: „Как по-вашему, самоубийство — очень плохо?“ А я никогда и не думала об этом. Я предложила все обсудить». Так она познакомилась с Юнити, которая заглядывала в магазин между сеансами в кинотеатре «Керзон» через дорогу — она всегда любила кино. Добросердечная Молли просматривала вместе с Юнити «Матри-мониал таймс», газету брачных объявлений (приходишь такой с гвоздичкой на свидание, а там тебя ждет Юнити Митфорд), но это вовсе не означает, что у Юнити был настоящий роман. Показательна и интонация, с которой Нэнси ласково, но строго заявляла: «Довольно, мисс, ступайте и не мешайте нам работать». Как отмечала Молли, «так разговаривают с ребенком». Митфорды — типично для них — нисколько не стеснялись своей сестры, и в 1946-м, например, она встречала Рождество в Эденсор-хаус на земле Чэтсуорта. Только держали ее подальше от местного викария, поскольку (вспоминает Дебора) Юнити склонна была спрашивать священников, нравится ли им спать с женами. Публичное ее появление все еще могло спровоцировать неприятную реакцию. Даже после войны как-то раз толпа женщин возмущалась видом Юнити, идущей вразвалку по улице Лондона: «О! Это омерзительно!»
