Однако чем можно объяснить эту тесную и на первый взгляд достаточно необычную связь богини с городом? Материалы, относящиеся к Мокоши-Софии дают нам возможность хотя бы частично ответить на этот вопрос. Во-первых, есть основания полагать, что Мокошь в Новгороде имела определенное соответствие с такой казалось бы специфически сугубо христианской чертой Софии, как связь верха и низа, земного и небесного. Территориально Новгород состоял из пяти концов, однако исследователи отмечают, что первоначально их было три. Действительно, два конца впервые упоминаются в летописи достаточно поздно, а суммы собираемой с города дани, количество выставляемых им воинов и количество членов руководящего им совета даже в поздний период («триста золотых поясов») устойчиво кратны числу три. Названия двух концов, Славенского и Людина, достаточно прозрачны, однако о значении третьего, Неревского конца, ясности нет, и по поводу его происхождения выдвигались самые разнообразные гипотезы. На большом материале В.Н. Топоров показал, что индоевропейский корень ner-/nor– обозначал «ныряльщика» вообще, а также все то, что может «нырять» или быть связанным с этим действием, в том числе и человека. Показательно, что к этому же корню относятся и обозначения целого ряда русалок и ундин: нереиды, дочери Нерея, сына Понта и Геи в греческой мифологии, лит. nerove, nira, лтш. nara, а также класс жрецов у пруссов, имеющих отношение к погружению в воду, – neruttei. От этого же корня были образованы имена богини плодородия Нореи, главной богини Норика, давшей свое имя данной провинции; сабинской богини Нерии, бывшей супругой Марса, а также германской богини матери-земле Нерты, чье изображение объезжало территорию семи племен на запряженной коровами повозке, после чего омывалось в священном озере. Стоит вспомнить и скандинавских норн, сидящих у источника Урд, находящегося у корней мирового древа. К этому же кругу значений относится др. – инд. нарака «дыра», «подземное царство», слав. нора, лит. nerti – «нырять», «погружаться в воду»764. Как видим, корень нер- в индоевропейских языках был связан с понятиями земли, влаги, низа.
Естественную оппозицию ему представляет один из вариантов названия другого конца древнего Новгорода. Как отмечают В.А. Янин и М.Х. Алешковский, «Славенский конец (Славно) в летописях носит и иное название – Холм»765. В свою очередь, это второе название Славенского конца соотносится со скандинавским названием Новгорода – Холмгард, образованного, по мнению ряда исследователей, из двух заимствованных у славян слов – холм и город. Поскольку будущий северный центр Руси скандинавы начали так называть до образования названия Новгород, то трудно удержаться от сопоставления первой части их наименования с наименованием новгородцами одного из своих концов Холм или Славно. Следует вспомнить, что под последним названием предшественник Новгорода был известен мусульманским авторам. Как видим, еще до возникновения самого названия Новый город и, вероятно, до образования самого города один из его будущих концов под двумя своими названиями был широко известен за пределами Руси как на скандинавском западе, так и на арабском юге.
Название Холм очевидно соотносится с понятием верха. В этом случае Людин конец естественным образом оказывается связан с серединой, поскольку в мифологических картинах мира люди населяют именно средний мир, расположенный между подземным миром и миром богов-небожителей. Если высказанное предположение верно, то первоначальная структура трех новгородских концов моделировало вселенную по вертикали, органически вписывая человеческую общность в макрокосмос. Идея отображения вертикальной трехчастной структуры вселенной на горизонтальной плоскости применительно к устройству человеческого общества встречается и у других индоевропейских народов. Наиболее ближайшим примером этого является записанный Геродотом миф о происхождении скифов-пахарей: «По рассказам скифов, народ их – моложе всех. А произошел он таким образом. Первым жителем этой еще необитаемой тогда страны был человек по имени Таргитай. Родителями этого Таргитая, как говорят скифы, были Зевс и дочь реки Борисфена (я этому, конечно, не верю, несмотря на их утверждения). Такого рода был Таргитай, а у него было трое сыновей: Липоксаис, Арпоксаис и самый младший – Колоксаис. (…) Так вот, от Липоксаиса, как говорят, произошло скифское племя, называемое авхатами, от среднего брата – племя катиаров и траспиев, а от младшего из братьев – царя – племя паралатов. Все племена вместе называются сколотами, т. е. царскими»766. Во второй части имен всех сыновей Таргитая отчетливо прослеживается индоиранский корень «ксай» – «царь», а что касается первой части их имен, то они означают соответственно «гора», «(водная) глубина» и «солнце», т. е. в совокупности образуют собой трехчастную структуру физического мира по вертикали. Их отец, таким образом, являлся символом целостной вселенной. В связи с этим крайне интересно то, что одно из скифских божеств было изображено в виде дерева. Действительно, как показали многочисленные исследования мифологии различных народов, именно образ мирового древа являлся одним из наиболее древних и наиболее распространенных образов наглядного изображения трехчастного устройства мироздания. В случае со скифской мифологией дерево обозначало бога, однако выше мы видели, что оно обозначало и богиню. Нет ничего невозможного, что новгородское трехчастное устройство общество было основано по образу и подобию богини-дерева, каковой для данного славянского племени была, скорее всего, именно Макошь. Именно в окрестностях Петербурга, т. е. на бывших новгородских землях, была зафиксирована легенда о том, как Пятница, эта «двоеверная» ипостась Макоши, спасаясь от домогательств черта, влезла на березу. Как было показано в двенадцатой главе, данная легенда восходит к индоевропейскому мифу о богине, которая сама является деревом. В этом аспекте интересно сопоставить и другие сюжеты, связанные с богиней-деревом в нуристанской мифологии с восточнославянскими данными. Дисани доит коз – Макошь стрижет овец; с первой связаны семь неземных божеств-убийц – паней, пресекающих жизнь человека – «двоеверная» Пятница не только сама может покарать нарушителей запретов, но в одной легенде ее сопровождает смерть. Кроме того, ниже будет показано, что двенадцать лихорадок могут быть связанными с двенадцатью пятницами. Таким образом, мы видим, что обе богини связаны не только с любовью и образом дерева, но и со смертью и мелким домашним скотом. Следует отметить, что восточнославянская традиция, как это видно из белорусского заговора, знает как хранительницу домашнего скота и Зарю-Венеру: «Я свою скотину заговариваю дъвеми зарами – раньняй и вечерняй – застановляю»767. У южных славян во время Петковицы – праздника, посвященного Параскеве Пятнице, – основные действия были направлены на благополучие домашнего скота: ради здоровья и благополучия животных воздерживались от работы, пекли специальный хлеб, производили случку, а македонцы вообще считали этот день праздником овчаров768.
Единственное принципиальное отличие заключается в том, что Дисани является матерью богов, в то время как о Мокоши отечественные источники ничего такого не говорят. Однако это отличие может быть объяснено большей архаичностью нуристанской мифологии, сохранившей больше матриархальных элементов. С другой стороны, о связи Мокоши с образом холма говорит не только западнославянский топоним Мокошин верх, но и восточнославянская быличка про Пятницу. Когда она пришла покарать женщину, золившую белье в пятницу, та спаслась тем, что воскликнула: «Ой, Пятница, осиянская гора горит!», после чего Пятница с криком «Ой, там же мои дети сгорят!» убежала769.
