– Я приготовил для тебя речь.
Я поаплодировала.
– И можешь говорить мне «ты». Сядь вот здесь.
Он усадил меня в кресло в гостиной.
Сам сел напротив.
– Я очень злился на тебя, когда узнал, что ты не совсем тот человек, каким я тебя представлял. Но я был не прав. Я не задавал тебе никаких вопросов. Понадеялся на собственную проницательность. Она меня подвела. Теперь я рад, что наши отношения зашли достаточно далеко до того, как я узнал о тебе, то есть о твоей работе, всю правду. Потому что если бы я узнал об этом раньше, я не стал бы, что называется, продолжать знакомство. Я – классический пленник стереотипов.
Сочетание твоих безупречных манер и тугого кошелька пленили меня невероятно. Настолько, что даже отсутствие этого самого кошелька теперь уже не может изменить моего отношения. Теперь я хочу знать, насколько мой кошелек важен для тебя.
Я не стала заводить рака за камень.
– Деньги очень важны. Комфорт, подарки. Все такое. Но главное, деньги дают мужчине уверенность в себе. Неуверенный в себе мужчина нравиться мне не может. Так что да. Твои деньги для меня важны.
Однако не исключено, что у Александра Александровича, того мерзкого мужика с гвоздиками, денег больше, чем у тебя. И по логике, если бы деньги имели решающее значение – я должна была бы выбрать его. Но я его не выбрала. Значит, решающее значение имели не деньги.
– Значит, тебе нравится моя внешность?
– Да, мне очень нравится твоя внешность. Но есть мужчины красивее.
Глеб удивленно поднял брови.
– Вспомни мальчика Костю, которого ты видел в моей квартире! У него такие пухлые чувственные губы… Он молод и чертовски активен сексуально. У него вся жизнь впереди, и не исключено, что он тоже станет богатым. Кстати, ты произвел на него неизгладимое впечатление.
– Ну, если деньги и внешность имеют вторичную ценность, то что же в моей скромной персоне – главное для тебя?
– Две вещи.
Глеб подбадривающе кивал.
– Первая. Когда я говорю с тобой, мне не нужно адаптировать свой язык для того, чтобы ты меня понял. Не приходится мысленно переводить или корректировать словоупотребление. Я всегда могу рассчитывать на стопроцентно правильное понимание. Это редчайшее совпадение. Сейчас у меня нет такого ни с кем другим.
– А второе?
– Второе – довольно интимное. Но, опираясь на первое, я уверена, что ты меня поймешь. Мне с тобой страшно. От этого я прихожу в восторг. Рядом с тобой я постоянно нахожусь на пике сексуального чувства. Поэтому я очень расстроилась, когда услышала, что ты асексуал. И решила порвать отношения.
– Ты же согласилась тогда!
– Я пожалела на другое же утро, когда ты смотрел на меня в кровати. Помнишь? И обстоятельства сложились так, что без работы у тебя мне было не свести концы с концами. Я была уверена, что ты не захочешь продолжать отношения с уборщицей. И не ошиблась.
– Я понял, – тихо сказал Глеб и загрустил. – Пойдем смотреть коллекцию.
– Получилось, что это я сказала тебе речь.
– Сам напросился.
Мы встали с кресел и отправились к тайной комнате.
– Ты туда заходила, – сказал Глеб, вставляя ключ в знакомый мне замок.
Я вздрогнула.
– Как ты узнал?
– Датчик температуры в шкафу показывает время последнего открывания двери.
Он сделал стремительный шаг ко мне и обхватил меня руками так, что свои руки я поднять не могла. Я чуть не потеряла сознание от страха.
Он прижался ко мне всем телом, потерся щекой о мое ухо, подул на шею. Постоял так секунду.
Потом, крепко удерживая меня левой рукой, правой расстегнул пару пуговиц на блузке и залез под чашку бюстгальтера. Грудь была покрыта мурашками. Предательские соски топорщились.
– И правда, – улыбнулся Глеб, отпустил меня и добавил: – Извини… Так зачем ты туда заходила без разрешения?
И тут, как уже со мной случалось в общении с Глебом, самоконтроль дал слабину. И я начала говорить то, о чем в этот момент думала:
– Глеб, пожалуйста. Давай сделаем это прямо сейчас. Я знаю, что ты отлично возбуждаешься. Пожалуйста. Я не могу больше терпеть. Не мучай меня. А все ритуалы потом.
– Нет, похотливость этой женщины не знает границ… – Он закрыл глаза, постоял так. – Хорошо. Но некоторая преамбула все же потребуется.
– Я подумал, что ты похожа на Веронику, когда встретил тебя в Quazi. Потому и повез тебя к врачу. Потом ты была поразительно похожа на нее перед балетом. У тебя такие же плавные царственные жесты, как были у нее. Только она им научилась. А твои – от природы. Когда ты сказала, что дворянка, я понял откуда это – голубая кровь. Тут ты не врешь.
И в третий раз – вчера, когда я уже окончательно решил поставить на всей этой истории крест, ты вдруг приготовила перепелов. У Вероники был преданный поклонник, товаровед из «Елисеевского», его потом посадили. Он принес ей перепелов, и она готовила их на мой последний с ней вместе день рождения.
А когда ты вчера лежала на кровати, бледная и почти без сознания, я вспомнил ее в последние дни так четко, что понял: это прямое указание свыше. Я не должен упускать тебя. Я должен тебе довериться. И я решаю сделать это. Особенно теперь, когда ты сказала, что я тебя понимаю. Надеюсь, что понимание взаимно и ты не будешь считать меня суеверным глупцом.
Глеб перевел дыхание.
– Я не асексуал. Я невротик. Однажды, много лет назад, я просто так, чтобы лишний раз убедиться в своем безотказном обаянии, пришел домой к жене одного бандита и за пятнадцать минут уговорил ее, хе-хе, осквернить супружеское ложе. В кульминационный момент пришел ее муж и приставил пистолет прямо к моим, ну сама понимаешь. И долго надо мной измывался. Спасибо, что не прострелил ничего и в живых оставил. Вроде как патронов в стволе не оказалось.
Два года после этого я не мог ничего вообще. То есть я регулярно пытался, но безуспешно. Потом я оставил попытки и некоторое время просто терпел.
Потом я обратился к врачу и три года лечился. Пока врач не сказал, что я здоров. Но за время воздержания крайняя плоть сжалась до такой степени, что не позволяла мне даже мастурбировать. Кровеносные сосуды были сдавлены так сильно, что могла начаться гангрена.
Я долго не смел ни на что решиться. Но ситуация стала угрожающей, и мне пришлось сделать операцию по удалению крайней плоти, грубо говоря, обрезание.
Я делал эту операцию в Quazi. Чтобы было красиво, они наложили мне кое-где швы. Их-то мне тогда и снимали. То есть я хочу сказать, что теоретически я вполне готов к тому, о чем ты просишь. Но на самом деле мне невыносимо, катастрофически страшно, вдруг что-то не сработает. Поэтому я предпочел бы ничего не менять. Мне проще жить так, как я уже привык за семь лет.
