— У нас пока нет секса, — призналась я.
— Ох, Корнелия. — В голосе Лини внезапно послышался испуг. — Надеюсь, ты не собираешься откладывать это, пока Тео не получит развод?
Хороший вопрос, по делу. Настолько хороший и настолько по делу, что я задумалась. Тео изложил мне его накануне в собственном варианте на чердаке дома миссис Голдберг. Он задал мне его после того, как я отодвинулась, когда его рука скользнула под мой свитер и начала путешествовать по моей груди.
— Значит, будем играть по правилам, — сказал он хрипло. Рука стала вялой, чего я и добивалась, совершенно определенно добивалась, потому что иначе зачем бы я отодвинулась, если бы этого не хотела. Вот только стоило ей исчезнуть, как я бы зуб отдала за то, чтобы вернуть ее обратно.
— Тео, она ведь моя сестра, — вздохнула я, зная, что в наших головах живет одна и та же мысль: в тот момент, когда мы с Тео лежим рядом и портим себе настроение угрызениями совести, Олли и Эдмонд лежат на пляже и занимаются блудом на глазах у Бога и черепах.
Я сказала Линни то же самое, что сказала Тео:
— Мы будем послушны букве закона, но мы будем полностью игнорировать его дух при каждом подходящем случае.
На что Тео ласково засмеялся.
— Только ты можешь такое сказать.
На что Линни ответила с ласковой иронией:
— Тебе бы только выпендриться.
Затем я запинаясь сказала Линни то, что запинаясь сказала Тео:
— По крайней мере такой план на сегодня.
На это Тео ответил великодушно:
— Нет, лучше не оставлять эту дверь открытой, а то у меня может появиться желание тебя переубедить.
На что Линни ответила насмешливо:
— На сегодня? Ха! Да ты неделю не продержишься, сестричка. — Затем она спросила: — Кстати, поскольку они не были влюблены, были ли между Олли и Тео?.. — Линни всегда хочет все знать досконально.
— Линни, они были женаты два года, — спокойно ответила я.
— Признавайся, ты ведь его спросила? Я знаю, что спросила, — многозначительно заявила она.
— Не знаю, откуда ты это взяла, — сказала я.
— Корнелия.
Черт бы побрал эту Линни!
Да, я его спросила. Для того чтобы проверить мою теорию насчет того, что моя любовь к Тео выше ревности. Я спросила, и его ответ ничуть меня не задел. Мое защищенное от ревности сердце продолжало триумфально биться.
— Он сказал, что все было нормально.
— Нормально? Довольно слабая похвала, — заявила моя подруга Линни, и вне зависимости от того, ревнива я или нет, злорадство, которое я расслышала в ее голосе, было музыкой для моих ушей.
* * *
В тот вечер, когда я собирала вещи, в комнату вошла мама с моими старыми джинсами, которые, однако, были идеально отглажены — стрелки как бритвы.
— Не забудь, — сказала она.
Я села на кровать.
— Мам.
Она села рядом.
— Ты все здесь перевернула, — заявила она, и сердце мое упало, потому что я отлично знала, что моя мать не ждала таких перемен.
— Я люблю его всей душой, — призналась я, потому что была в этом уверена.
Она взглянула на меня:
— Ну а почему бы тебе его не любить? Он прекрасный парень.
— Самый лучший в мире.
— Самый лучший в мире — твой отец. — Сила ее любви к своему мужу прокатилась по мне, как волна. Интересно, так было всегда?
— Ты только взгляни на нас, — попросила я. — Две влюбленных горошины в стручке. — И она улыбнулась.
— Когда они смогут развестись? — спросила она. И я ей все объяснила так, как объяснил мне Тео, включая его предложение подождать год.
— Год? — резко переспросила мама. — Это безумие. — И мне показалось, что это я безумна. Или она. Я была уверена, что ей хотелось, чтобы Тео поступил благородно.
— Он не будет говорить гадости про Олли, — вздохнула я. — Не будет, и все.
Глаза мамы заблестели.
— Но можно уговорить Олли, чтобы она наговорила гадостей про него, ты не находишь? Особенно если ее собственная мать как следует ее подтолкнет?
— Мам! — Я была шокирована.
Она коснулась ладонью моей щеки.
— Детка, — сказала она, — почему ты удивляешься? Я всегда была на стороне любви. Разве ты этого не знала?
Когда я хорошенько подумала, то поняла, что действительно знала. Конечно, я знала это всегда.
На следующее утро Клэр не вышла к завтраку.
— Мне очень жаль, Корнелия, — сказала Вивиана. — Больше жаль ее, чем вас, потому что она потом возненавидит себя за то, что не вышла попрощаться. Потом она будет очень жалеть.
Она помолчала, и я приготовилась к очередному потоку благодарностей.
Но Вивиана улыбнулась.
— Когда вы приедете нас навестить, у вас будут три места, где можно остановиться. Этот дом, дом Тео и дом миссис Голдберг.
Приглашение. Я улыбнулась ей в ответ.
— Теперь это ваш дом, — сказала я.
После длительных переговоров, во время которых я настаивала на том, чтобы подарить им дом, а Вивиана соглашалась только на его покупку, я наконец согласилась его продать.
— И дом Клэр, — весело и торжественно заявила я. Потому что на такое способна только любовь. Вы отдаете дом, который был домом вашего сердца почти всю жизнь, и вам кажется, будто вам подарили луну и солнце.
— Планируйте продолжительный визит, — сказала мне Вивиана.
Она ждала очень долго. Напугала меня этим ожиданием. Но когда я ставила свой чемодан в багажник машины Тео, она неожиданно появилась. Только что ее не было, и вот она в моих объятиях.
— Назови меня «солнышко», — попросила Клэр, прижавшись щекой к моей щеке.
— Ох, солнышко, солнышко, солнышко, — твердила я. — Клэр. Дитя моего сердца. Солнышко, мне жутко не хочется от тебя уезжать.
Мне жутко не хотелось от нее уезжать. До дурноты.
— Но ты вернешься, — сказала она, — и мы вскоре увидимся.
— Ты же знаешь, что вернусь.
Она посмотрела на меня чудесными карими глазами и улыбнулась.
— Я хочу, чтобы вы с Тео поженились, — прошептала она, — и всегда были вместе. — Она уже плакала. — Я хочу, чтобы все мы были вместе навсегда. Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь мне это пообещал.
Я поцеловала ее.
— Это твоя самая трудная просьба? Потому что легче не бывает.
Я вспомнила, как Тео спросил: «Как ты думаешь, почему я тебя так сильно люблю?»