Ее улыбка стала еще шире, Грейс взяла у него цветок и поднесла к носу. Потом закрыла глаза и вдохнула пьянящий аромат розы. Когда Грейс открыла глаза, Рочдейл увидел то, чего никак не ожидал увидеть снова: искрящийся, блестящий взгляд чистого счастья.
– О.Джон!
Без предупреждения она бросилась к нему, обвила руками его шею и стала покрывать поцелуями лицо. Он весело рассмеялся и заключил ее в крепкие объятия.
– Грейс, любовь моя, что это? – Она продолжала целовать его щеки, и нос, и глаза, и висок, и ухо. – Смею ли я надеяться, что эти нежности означают прощение?
Поцелуи прекратились, и она посмотрела ему прямо в глаза:
– Нет, я не прощаю вас. Это было самое неджентльменское пари. Но я действительно люблю вас. Безумно. Всей душой. Глубоко. Я умираю от любви к вам.
Эти слова моментально лишили его дыхания, и он сжал ее в своих объятиях, зарывшись носом в золотые волосы. Его сердце парило. Он не заслужил этого счастья, но был полон решимости схватить его и никогда не отпускать. Рочдейл знал, чего, должно быть, стоило гордой, благородной Грейс так открыто признаться в своей любви, не зная, взаимна ли она. Он прошептал ей на ухо:
– И я люблю вас, Грейс, больше жизни.
Она посмотрела на него блестящими от сдерживаемых эмоций глазами:
– Больше, чем Серенити.
– Вы знаете об этом?
– Вы отказались от нее ради меня.
– Да.
– Потому что любите меня?
– Да. И потому что причинил вам много вреда. Я не мог пойти к Шину и сказать ему, что соблазнил вас. Дать ему возможность представлять вас обнаженной в моих объятиях казалось недопустимым.
Странное выражение промелькнуло в ее глазах и исчезло, когда она снова улыбнулась.
– Мне жаль Серенити. Я знаю, что она значила для вас.
– Грейс, вы значите для меня больше, чем любая лошадь. Больше, чем любой человек.
– Я наговорила вам ужасные оскорбления.
– Не ужаснее, чем я заслужил. И ничего, что не было бы правдой.
– Я обвинила вас в том, что вы не заботитесь ни о ком, кроме себя. Но это неправда, и я всегда знала, что это неправда.
– Я забочусь о вас.
– Я знаю. Вы настолько заботитесь обо мне, что заставили меня брать от жизни больше. Настолько, что помогли мне понять, как важно найти саму себя. Настолько, что показали мне, как получать чувственное удовольствие, не считая себя безнравственной. Я не хочу, чтобы это пари разделило нас, Джон. Мне ненавистна мысль, что вы пошли на это, но я готова забыть о вашем поступке. Я хочу, чтобы вы были в моей жизни. И в моей постели.
– Ах, Грейс. – Он поцеловал ее, очень нежно, так, чтобы высказать всю свою любовь.
Через минуту поцелуй стал безудержным, пьянящим и страстным. Его руки блуждали по ее бедрам и вверх по затянутой корсетом талии, чтобы накрыть ладонями туго стянутые груди. Он медленно двигал Грейс в сторону дивана. Когда они оказались рядом с диваном, Рочдейл воспользовался этим и усадил Грейс, повернув так, что она оказалась под ним.
– Я хочу тебя, Грейс. Прямо сейчас. Прямо здесь.
– Да. – Она тяжело дышала, каждый вдох заставлял ее грудь натягивать край корсажа.
– Насколько я помню, ты заперла дверь.
Она улыбнулась.
– Я приготовилась. Просто на всякий случай. И вижу, что ты тоже приготовился. – Она положила руку на выпирающий бугор, натягивающий его панталоны.
– Господи, детка. Ты ставишь меня в неловкое положение, как школьника.
– Возьми меня, Джон. Сейчас. Пожалуйста.
– С удовольствием, мадам.
Она помогла ему стянуть сюртук и жилет, которые полетели через комнату; потом занялась его галстуком и расстегнула рубашку. Ее руки скользили по его обнаженной груди, а он в это время стягивал рукав с ее плеча, открывая грудь. Ему удалось частично высвободить ее из жесткого китового уса корсета, и он целовал каждый освобожденный дюйм ее кожи.
Его язык нашел ложбинку между ее грудей, потом он поднял ее юбки и стал гладить ногу. Затем рука поднялась по шелку чулка, над подвязкой, к обнаженной коже ее бедра. Грейс вскрикнула, и он принял ее крик в свой рот, надеясь, что слуги не сбегутся ей на помощь, думая, что ее убивают.
Она изогнулась под ним и сказала:
– Я хочу чувствовать тебя во мне, Джон: Пожалуйста!
Он собрал ее юбку на талии и расстегнул панталоны. Несколько быстрых движений с кальсонами, и его плоть вырвалась на свободу. Грейс помогла ему стянуть панталоны. Он подсунул руки под нее и поднял, чтобы глубже погрузиться внутрь. Она обняла его ногами и изо всех сил приподнималась к нему с каждым толчком, отвечая движением на каждое его движение. Ее дыхание превратилось в короткие судорожные вдохи, она снова и снова шептала его имя, пока не скорчилась под ним в конвульсии.
Ее освобождение довело его почти до грани, и он со стоном стал выходить. Но она крепко обняла его и сказала:
– Пожалуйста, останься. Не покидай меня на этот раз. Я люблю тебя, Джон. Я люблю тебя.
В любом случае было уже слишком поздно, потому что он не мог больше сдерживаться, освобождение настигло его в ее глубине.
Он рухнул и постарался успокоить дыхание. Он редко позволял себе такую беспечность. Рочдейл не желал попасть в ловушку, случайно дав жизнь ребенку, которого не хотел, и заботился о том, чтобы такого никогда не случилось.
Странно, но когда он, тяжело дыша, лежал на Грейс, то совсем не чувствовал себя в ловушке. Он чувствовал себя… свободным.
Через мгновение, испугавшись, что раздавит ее своим весом, Рочдейл сел, натянул панталоны и собрал одежду Грейс, оба они представляли собой томное и довольно странное сплетение тел.
Он обнял ее за плечи и опустил руку вниз, лаская нежную кожу ее груди.
– Мы, может быть, зачали ребенка, Грейс.
Она подняла голову с его плеча.
– Не знаю, могу ли я забеременеть, но если могу, то я не против.
Ее не волнует, что она забеременеет? Грейс Марлоу не из тех женщин, которые рожают ребенка вне брака. Это могло означать только одно.
– Любовь моя, ты хочешь сказать…
– Я… я не уверена, что мне достаточно быть твоей любовницей. Я хочу большего.
– Грейс…
– Я знаю, что не я такая женщина, каких ты предпочитаешь. Я не искушенная, не умная и не опытная…
– Разве я когда-нибудь жаловался?
– М-м… нет, но…
– И никогда не буду. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Твоя невинность, твое отсутствие опыта так безоглядно очаровывают меня. Если бы ты была пресыщенной и искушенной, я бы никогда не влюбился в тебя.
