Зрелище, которое он увидел, когда благодаря Сперлингу вернулся в гостиную Грейс, разбило его сердце. Она лежала на диване, свернувшаяся в клубок, зарывшись лицом в колени Вильгельмины. Плечи Грейс вздрагивали от тихого плача. Вильгельмина гладила ее по волосам, а Марианна держала за руку. Две другие подруги придвинули стулья к дивану и склонились над Грейс, так что она оказалась в коконе дружеского участия.
Его недавняя жестокость была чудовищна. Довести эту прекрасную женщину до такого… это было больше чем бесчеловечно. С него живого следовало бы содрать кожу за то, что он сделал это с ней. Единственное, что ему оставалось, это уйти. Он причинил уже достаточно горя. Но он любил ее.
Рочдейл вошел в комнату. Вильгельмина заметила его первой и практически зарычала на него. Но он подошел ближе, не испугавшись гнева в ее глазах. Марианна увидела его и резко вдохнула. Она открыла рот, чтобы заговорить, но он жестом остановил ее. Он хотел говорить только с Грейс и ни с кем другим. Остальные могут обрушиться на его голову позже. Сейчас его интересовала только Грейс.
Он обогнул стулья, на которых сидели Пенелопа и Беатрис, и опустился на корточки перед Грейс. Обе подруги позади него заговорили, но Вильгельмина знаком велела им замолчать.
– Грейс, любовь моя.
Она вскинула голову и удивленно открыла рот. Рочдейл едва не застонал вслух, увидев ее заплаканное лицо. Глаза опухли и покраснели, лицо побледнело, щеки были мокрые от слез. Грейс, гордившаяся своим ледяным спокойствием в любой ситуации, была убита горем. И во всем виноват он.
Она повернулась и села, чтобы посмотреть на него. Вытирая щеки нетвердой рукой, она смотрела на него с отчаянием в глазах, но ничего не говорила.
– Я был в конюшнях, – тихо произнес он. – И теперь понимаю. Не думаю, что вы готовы простить меня за ту ужасную вспышку. Честно говоря, с вашей стороны было бы справедливо прогнать меня прочь после всего, что я наделал. Видит Бог, я не заслуживаю никакого участия, но, пожалуйста, выслушайте меня.
Он протянул руку и взял ее дрожащую ладонь в свою. То, что Грейс позволила это, ободрило его, и в несчастном сердце затеплилась надежда.
– Я люблю тебя, Грейс. Я люблю тебя безумно и безрассудно. И сила этой любви пугает меня, потому что я очень долго не позволял себе отдаться этому чувству и еще не научился принимать безусловно твою любовь. Ты однажды назвала меня трусом и была совершенно права. Я никогда не хотел ощущать боль, разочарование или предательство, поэтому закрылся для всех. Я боялся, что мне причинят боль.
Когда я случайно услышал о твоем пари с Шином, о том, что ты заставила меня жениться на тебе, я почувствовал себя преданным. Я набросился на тебя, потому что хотел свалить всю боль на тебя, вот такой я трус. Я хотел ненавидеть тебя, чтобы не чувствовать боль от любви к тебе. Но я не знал тогда, о чем было пари. Я не знал, что оно было заключено, чтобы вернуть Серенити. Ведь ты поэтому заключила это пари, да? Чтобы выиграть ее для меня?
Она кивнула и вытерла слезы.
– О Грейс. Какая чудесно отважная глупость. – Он поцеловал ее руку, а потом, поскольку Грейс все еще дрожала, он накрыл ее ладонь обеими руками и держал, как маленькую раненую птичку. – Какая типичная для тебя забота, щедрость и самоотверженность. Как мог я подумать что-то другое, моя дорогая девочка? Я так люблю тебя. Я знаю, что ты любишь меня, поэтому надеюсь, ты простишь меня за то, что я был таким идиотом. Ты сказала мне однажды, что любишь все во мне, и хорошее, и плохое. Надеюсь, это включает и мою глупость. Потому что мы не просто любим друг друга, Грейс, мы нужны друг другу. Без тебя моя жизнь бесцельна и пуста. Без меня твоя жизнь безнадежно приземленна. Но вместе мы можем летать. Ты только начала расправлять свои новые крылья. Летим со мной, моя любовь. Давай вместе прыгнем за грань неизведанного. Давай вместе будем безумными, безнравственными авантюристами. Мы будем каждую ночь заниматься любовью. Ты сделаешь это со мной, Грейс? Ты все-таки выйдешь за меня замуж?
Она, дрожа, потянулась к нему, и Рочдейл наклонился и подхватил ее на руки. Он даже не заметил, что остальные давно отошли. Все четыре подруги стояли теперь сбоку, и уголком глаза он видел, что все они утирают слезы.
– Да, – прошептала Грейс в его плечо. – Да, я все-таки выйду за тебя. – Она подняла голову, вытерла рукой лицо и сказала: – Но больше не смей меня так пугать. Мы должны доверять друг другу, Джон. Полностью.
– Ты права, любовь моя. Но все, что касается любви и доверия, так ново для меня. Я помог тебе понять страсть. Ты должна помочь мне понять доверие. И смелость. Твоя смелость удивительна. А я все еще склонен к трусости. Только посмотри, что я наделал сегодня.
– Нужно очень много смелости, чтобы сказать все то, что ты сказал, в присутствии моих подруг.
– Они были свидетелями моей жестокости. С тем же успехом они могут быть свидетелями моих извинений и признания в любви. Думаю, они мне это припомнят.
– Несомненно, милорд, – ответила Вильгельмина. Рочдейл посмотрел через плечо Грейс и улыбнулся герцогине.
– У тебя верные и преданные друзья, любовь моя.
– Самые лучшие друзья во всем мире. – Она продолжала обнимать его за шею, держа так крепко, будто боялась отпустить. – Я удивлена, что они не разорвали тебя на части, когда ты вернулся.
– Я тоже. – Он снова посмотрел поверх ее плеча на четырех подруг и одними губами произнес «спасибо». – А теперь, – сказал он, – наверное, мы можем забыть обо всех неприятностях и двигаться дальше. Ты провела первую часть своей жизни с епископом и была хорошей. Проведи остальную свою жизнь со мной, Грейс, и будь плохой.
И тут, на глазах всех «веселых вдов», Грейс и Рочдейл поцеловались с такой горячей страстью, что их сплетенные вместе сердца воспарили от любви и желания, они почти забыли о еще четырех женщинах в комнате.
Пока аплодисменты и смех не вернули их на землю.
