– Вы выстрелили в моего маленького братика! Лучший способ защиты – хорошее оскорбление, и Йен сам пошел в наступление.
– Ну а вы солгали мне о его физических недостатках. Я думал, что сделал его инвалидом на всю жизнь, а оказывается, он уже был калекой. Вы заставили меня чувствовать себя виноватым в большей степени, чем это было на самом деле.
– Откуда мне было знать, что вы чувствует себя виноватым, когда я не знала, что вам есть из-за чего чувствовать себя виноватым? Больше того, все знают о Трое о том, что с ним сделали, когда он был младенцем. Ренсдейл должен был сказать вам, когда вы обсуждали наш брак, на случай если вы будете обеспокоены тем, что ваши дети могут нести на себе проклятие Ренслоу. Полагаю, это не имеет для вас значения, ведь вы любите вашу сестру, несмотря на ее оспины, и вашу мать, которая принимается чихать от одного-единственного цветка. Я решила, что вы сможете любить наших деток при всех условиях.
– Смогу любить и буду любить.
– Как вы можете полагать, что я в это поверю, после того как вы столько раз лгали мне?
– Это нельзя назвать ложью в полном смысле слова, и у меня были для этого веские основания.
– Существует. Будьте же разумны, Эффи. Вы были здесь, вы были в расстройстве. Я не хотел увеличивать ваше горе мыслями о том, что вы оказались рядом с тем, кто…
– Убил моего брата? Я вышла замуж за того, кто мог убить моего брата, если бы не хорошие врачи и везение?
– Я не хотел, чтобы вы меня возненавидели.
– И вам больше нечего сказать, почему вы лгали мне? Почему женились на мне, пользуясь ложными предлогами? Почему обещали мне, что я могу вам верить? Это все, что вы можете мне сказать?
Нет, не все. И он сказал:
– Я вас люблю.
Глава 25
Почему женщина выходит замуж за кого-то, а потом думает, что этот кто-то изменится?
Аноним
Почему мужчина не понимает, что в браке меняются все?
Жена анонима
Дверь, соединявшая их спальни, захлопнулась вместе с надеждой на романтическую полуденную интерлюдию. Щелканье замка прозвучало как похоронный звон его надеждам на ночь, судя по всему. Йен подумал, не подсунуть ли медальон с рубином под дверь, но усомнился, что Афину можно подкупить взяткой. И потом, медальон не пролез бы.
Он сел за письменный стол, убрал шлепанцы, которые она туда зашвырнула, и сочинил письмо. В письме он объяснял все, о чем умолчал касательно дуэли: отлетевшую рикошетом пулю, трусость и низость Пейджа, его, Йена, решение остаться дома и ухаживать за Троем, вместо того чтобы бежать за границу. Он виноват в том, что случилось с мальчиком, писал он, но он никогда не намеревался причинить зло ни ему, ни ей. Когда он понял, что по его вине рухнули ее перспективы вступить в достойный брак, он решил все поправить единственным приличествующим джентльмену способом.
Он продолжал писать, внося в письмо то, что раньше не приходило ему в голову и о чем он никогда не говорил, – что их брак не был просто делом чести. Он мог бы найти иной способ удовлетворить Ренсдейла и собственную совесть, если бы Афина ему отказала. Но, писал Йен, он рад, что она не отказала. Он женился на ней с радостью, чувствуя облегчение от того, что она приняла его предложение, гордясь, что она выбрала его, радуясь, что она будет спутницей его жизни. Он признался, что свалял дурака, поскольку понадобился пожар, чтобы он понял то, что видно даже слепому, что он обладает настоящим сокровищем и что никогда не будет счастлив, если выпустит это сокровище из рук. Он любит ее, писал он, сильнее, чем ему казалось, сильнее, чем можно выразить словами, сильнее, чем она его любит, потому что ее любовь к нему способен убить один маленький обман.
Лоб у него был влажный, рубашка прилипла к телу, настолько он разгорячился, доказывая свою правоту. Он взял перочинный нож, чтобы заострить кончик пера, размышляя, не забыл ли о чем-нибудь, вроде пережитого потрясения и ужаса перед тем, что он натворил. Или его клятвы никогда больше не поднимать оружие на другого человека. Погруженный в свои мысли, он порезал палец и задался вопросом: быть может, Афина скорее поверит ему, если он подпишет письмо кровью вместо чернил?
Нет, она решит, что он просто дурень, каковым он и является. Все равно письмо выпило из него всю кровь, и этого достаточно. Он сложил листок, запечатал воском, встал и подсунул письмо под дверь.
Минутой позже письмо снова показалось из-под двери; печать была не тронута. Само оно было разорвано в клочья, и эти клочки непрочитанных угрызений совести забили щель под дверью. Он показался себе узником, который получает хлеб и воду через прорезь в полу, узником, которого сочли виновным, независимо оттого, виновен он или нет.
Итак, он отдал свою кровь и теперь был пуст. Он не мог молить ее, стоя на коленях – она не открыла бы дверь на его стук, – и не мог вопить, как торговка рыбой (как недавно вопила его собственная жена), чтобы она услышала его сквозь деревянную дверь, а заодно вся прислуга и все члены его семьи. Выломать дверь означало бы прибегнуть к насилию, выказать себя устрашающим громилой, а он поклялся, что никогда не будет таковым. Бог свидетель, он не хотел, чтобы она его боялась. Довольно с него ее гнева.
Он мог бы, конечно, взять ключи у экономки. Но это был бы обман, это означало бы, что он пользуется своим преимуществом хозяина дома. Больше того, экономка может стать на сторону молодой графини. Тогда у него не будет ни ключей, ни жены, ни поданной вовремя еды, ни чистого белья. Нет, он не станет просить ключи.
Афина рациональна, насколько может быть рациональна особа женского пола, она одумается. Поймет, что выхода у нее нет, что раз уж они обвенчаны, ей следует примириться с неизбежным. Тогда он покажет ей, сколько хорошего в этом неизбежном.
Они снова отпразднуют свою свадьбу вином, цветами, при свечах, решил он и почувствовал, как тело его взволновалось при мысли об этом. Может быть, в… нет, леди Пейдж все еще живет в его доме в Кенсингтоне. Значит, в гостинице или в каком-нибудь славном трактире за городом. Он строил воздушные замки, его воображение въехало в эти замки, с их пуховыми перинами и пушистыми коврами на полу и с горячей, влажной кожей, блестящей от отсветов огня, пылающего в камине.
Гром и молния! Хотелось надеяться, что пройдет немного времени и ярость Афины утихнет. Афина нужна ему.
И ему нужно принять ванну. Холодную.
Позже, когда она так и не подала никаких признаков жизни, он попробовал похитить ее брата.
– Что вы скажете, Трой, если мы совершим прогулку верхом, испытаем ваши возможности? У меня славная кобылка, но она с норовом. Она вас не сбросит, но нужно, чтобы поводья держала твердая рука. Дождь, кажется, прошел, солнце пытается прорваться сквозь облака. Мне нужно размяться, и мне нужен спутник.
