Генерал покаянно улыбнулся.
– Кажется, я действительно заставил вашу внучку незаслуженно страдать. Теперь я припоминаю, что она показалась мне на редкость грациозной, очаровательной и в высшей степени образованной девушкой, что делает честь вашему воспитанию, – добавил Хау с любезной улыбкой.
Вдова тяжело вздохнула и еще сильнее оперлась на трость.
– Думаю, что время, проведенное в вашем обществе, станет для меня самым приятным событием за последние годы. Нетрудно понять, почему король Георг и лорд Норт доверили вам столь высокий пост, генерал. Я непременно сообщу им, что они не ошиблись в выборе, как только мне представится подобная возможность.
– Прошу вас, зовите меня Уильям, – заявил генерал, с почтением пожимая ее затянутую в перчатку руку.
– А вы должны звать меня Вероникой. Теперь, когда мы стали друзьями, нам ни к чему лишние формальности.
Генерал продолжал улыбаться, глядя вслед тяжело опиравшейся на трость вдове. Было что-то непостижимо привлекательное в этой чудачке. Оставалось только пожалеть тех несчастных, которым она не симпатизировала. Легко представить, как грозная дама отделывает тех, кто не оправдывает ее ожиданий. Зрелище обещало быть тем более увлекательным, что генерал мог наблюдать за развитием событий, не принимая в них непосредственного участия, ибо в силу своего положения должен был соблюдать нейтралитет по отношению к своим подчиненным, некоторые из которых не отказались бы занять его должность.
В карете Сирена рассмеялась. Завтра вечером она будет свободно прогуливаться среди гостей, опираясь на руку генерала, и доберется до мачехи. Незаметная постороннему глазу медленная пытка – вот чего заслуживает Оливия после всех несчастий, которые принесла Митчелу. «Прости меня, Господи, за желание отомстить! – подумала Сирена и закрыла глаза. – Я не могу противиться соблазну помучить эту особу за тот ад, в который она превратила жизнь моего отца».
Стоя перед зеркалом в гостиничном номере, она подняла вуаль и внимательно посмотрела на свое отражение. Ей становилось все легче изображать Веронику, изгоняя воспоминания о прошлом, как будто юной Сирены никогда не существовало. Это немного притупляло боль потери Трейгера, однако она сомневалась, что сможет когда-нибудь забыть его и полюбить другого мужчину. Трейгер был ее вселенной. Даже теперь, когда появилась цель: отомстить Оливии, восстановить свое доброе имя и разоблачить убийцу отца.
Одинокая слеза скатилась по ее щеке. Сирена надеялась, что, направив усилия на достижение поставленной цели, похоронит прошлое. Однако стоило ей снять бесформенные черные одежды и смыть нарисованные морщины, как воспоминания о навсегда ушедшем счастье возвращались снова и снова.
Господи, как она тосковала по крепким объятиям Трейгера, по жаркому дурману его поцелуев. Сирена забралась в холодную постель, Барон прыгнул на кровать и свернулся в клубок у нее в ногах, но пес не мог спасти ее от мучительного одиночества. Ночи превратились в настоящие пытки: каждый раз Сирена пробуждалась от сновидений в полной уверенности, что лежит в объятиях мужа.
Почему, почему она не может посмотреть правде в лицо? Трейгера больше нет. Нужно смириться с этим фактом и жить дальше. Цепляясь за эту мысль, Сирена закрыла глаза. Она молилась о ночи без сновидений, но ее горячие просьбы не были услышаны. Яркие фантазии вновь принесли кратковременное ощущение счастья, которое сменилось горьким отчаянием, когда, проснувшись, она поняла, что по-прежнему одна.
«Я слишком нетерпелива, – успокаивала себя Сирена. – Говорят, нужно время, чтобы воспоминания перестали причинять боль». Время… Чего-чего, а времени у нее в избытке.
Глава 23
Чувствуя себя уверенно в костюме Вероники, она вышла из кареты и увидела, что ее ждет личный адъютант генерала Хау.
– Вы точны, как часы, Вероника, – заметил хозяин приема, одарив ее широкой улыбкой.
– Я отношу пунктуальность к числу своих достоинств, – сообщила она. – Не люблю, когда опоздания оправдывают преклонным возрастом. Ну а поскольку я давно исчерпала отпущенное мне время и живу в долг, то слишком дорожу каждым мгновением, чтобы тратить его попусту.
В словах вдовы был свой резон. Уильям Хау задумчиво кивнул. У него сложилось впечатление, что этой женщине было несвойственно праздно сидеть, предаваясь печали об утраченном здоровье. Она слишком любила жизнь, чтобы проводить последние дни в кресле-качалке.
– Вы позволите представить вас моим офицерам? – Уильям положил ее затянутую в перчатку руку себе на локоть.
После официального представления некоторым гостям, знакомым ей еще по приемам, которые она посещала с отцом, Сирена оказалась перед мачехой и ее любовником полковником Пауэллом.
– Оливия, я приготовил вам сюрприз, – торжественно начал Уильям. – Имею честь представить Веронику Уоррен.
Лицо Оливии побелело, и ей понадобилось несколько мгновений, чтобы обрести дар речи.
– Миссис Уоррен? – осторожно переспросила она, убирая руку с локтя полковника Пауэлла.
– Я приехала из Англии, чтобы навестить сына, но, к сожалению, слишком поздно. Жаль, что вы так поторопились покинуть поместье… – Вероника намеренно оставила незаконченной тщательно составленную фразу. – Но я полагала, что вы вернетесь ко дню похорон.
– Ну, я… – Оливия растерялась, никак не ожидая, что придется оправдывать свои поступки.
– Что – вы? – не без сарказма спросила Сирена, вынуждая ее продолжать. – С нетерпением жду ваших объяснений, милочка, – промурлыкала она приторно сладким тоном, наблюдая за тем, как румянец исчезает с лица Оливии. – Вообразите мой ужас, когда после изнурительного путешествия я узнала, что вы оставили мужа в его последний час.
С удовлетворением отметив, что мачеха проглотила язык, Сирена повернулась к Уильяму.
– Не могли бы вы устроить так, чтобы Оливия и ее достойный друг сидели рядом с нами за столом? Нам нужно многое обсудить.
– Как пожелаете, Вероника, – согласился генерал и подавил улыбку, заметив, как Пауэлл с сосредоточенным видом изучает свои сапоги.
Хотя Уильям недоумевал по поводу того, как это Джону удалось подцепить Оливию так быстро после смерти ее мужа, он счел бестактным спрашивать полковника об этом. Старая дама заронила зернышко любопытства, зернышко, которое тут же проросло, когда генерал заметил, как странно занервничала парочка в присутствии вдовы. Неужели эти двое что-то скрывают? И он стал внимательно наблюдать за вдовой, как хищник кружившей вокруг Оливии и Джона.
– Как я понимаю, полковник достоин всяческой похвалы за дружеское участие, которое проявил к вам в тяжелую минуту. Хорошо, что хоть один из вас оказался способен на сострадание, – продолжила Сирена и снова принялась за Оливию, дрожавшую как осенний лист на ветру. – Дорогая, с вашим траурным платьем что-нибудь приключилось или вы сняли его исключительно ради этого торжественного события?
