— А Сикстен?
Ответ Ребекка уже практически вычислила. Тот комментарий по поводу аморальности полицейских теперь приобрел совсем иное звучание.
— Дядя Сикстен? Он такой же гомофоб, как и Тоббе Лунд, если не хуже. Мы с ним не общались несколько лет. А он-то какое имеет отношение ко всей той истории?
* * *
Первое, что подсказал ему инстинкт, — бежать, задать деру. Но в ту самую секунду, когда он попытался подняться, на плечо ему легла тяжелая рука.
— Спокойно, парень, — произнес Элрой ему в ухо, прижимая его обратно к сиденью.
— Ты сегодня неплохо потрудился, Хенрик!
Филипп плюхнулся на сиденье напротив него. Их колени оказались так близко друг к другу, что почти соприкасались.
— Так что за истории нарассказывала тебе моя бывшая свояченица? Дай я угадаю. Я мучил ее сестру, выгнал ее из ее же собственной фирмы, а теперь намерен продать все это дьяволу. Все сходится?
Эйч Пи молча кивнул. Внезапно его охватил приступ тошноты. Он был уверен, что за ним нет хвоста, к тому же он выскользнул из виллы Моники через дверь веранды и, перебравшись через живую изгородь, углубился в лес.
Так как же, тысяча чертей, им удалось выследить его?
Кто-то проболтался.
Но кто?
Эйч Пи бросил быстрый взгляд в сторону переднего сиденья вагона. Парень в наушниках сидел на месте. Пока в вагоне находится посторонний, они не решатся наброситься на него. Во всяком случае, он очень на это надеялся.
Филипп любезно улыбнулся.
— Боюсь, что наша прошлая встреча прошла не лучшим образом, Хенрик, и в этом целиком и полностью моя вина.
Он запустил руку в карман пальто, и Хенрик похолодел.
— «Лекерол»?
Филипп протянул красную баночку с таблетками для горла, и Эйч Пи, сам не зная почему, послушно взял одну из них.
— Makes people talk,[126]— рассмеялся Филипп, и Элрой за спиной у Эйч Пи тоже хохотнул. Эйч Пи нервно усмехнулся. В животе все перевернулось — он пару раз с напряжением сглотнул, чтобы взять себя в руки.
— Как ты, наверное, заметил, моя свояченица — человек специфический, — продолжал Филипп. — Монику более всего интересуют паранормальные явления, в результате ей порой бывает сложно воспринять реальность такой, какова она есть. К тому же трагическая смерть Анны вряд ли улучшила ее душевное состояние.
Он скорчил трагическую мину.
— Как и во всех распавшихся союзах, ответственность лежит на обеих сторонах… Но что касается ArgosEye, то тут мои действия совершенно законны, уверяю тебя. Впрочем, достаточно об этом.
Он бросил быстрый взгляд на Элроя, затем оглянулся через плечо на парня, сидевшего на несколько сидений впереди.
— Мне кажется, что нам лучше будет продолжить нашу беседу в более интимной обстановке, Хенрик, — проговорил он. — Нас по-прежнему интересует, кто подослал тебя к нам и какие инструкции тебе были даны. Кроме того, нам хотелось бы обсудить и еще кое-какие вопросы.
Он протянул руку вперед, не давая Эйч Пи ничего сказать.
— Нет-нет, тебе не нужно отвечать прямо сейчас. Мы поговорим об этом, когда нам никто не будет мешать… София ждет в машине в Рупстен, а тебе я советую тем временем подумать, какой оборот ты хотел бы придать нашей беседе.
— Простой или трудный путь, малыш, тебе решать, — шепнул Элрой ему в ухо. — Мне все равно.
* * *
Поезд сделал последнюю остановку перед мостом, но, прежде чем Эйч Пи успел подумать о бегстве, Элрой снова положил руку ему на плечо. Парень в наушниках поднялся и прошел мимо них. Эйч Пи пытался встретиться с ним глазами, но тот даже не посмотрел в его сторону.
Затем поезд снова заскрипел и тронулся, начав долгий подъем на мост Лидингёбрун.
Филипп достал из чехла на поясе свой мобильник и поднес к уху.
— Да!
Эйч Пи даже не слышал звонка.
— Привет, ситуация под контролем, продолжаем по первоначальному плану.
Эйч Пи покосился в окно. Они проезжали мост, черная вода простиралась с двух сторон от них.
— Отлично, — продолжал Филипп в телефон. — Продолжай. В полночь переходим к третьей фазе.
У него есть шанс успеть. Если он вскочит, опрокинет Филиппа, встанет на него ногой и прыгнет…
Хотя нет — даже если ему, вопреки тяжести во всем теле, удалось бы проскочить мимо Филиппа и Элроя, у него нет никакого желания кидаться в ледяную воду с высоты двадцати метров. До берега далеко, слишком далеко — ему никогда в жизни не осилить такой заплыв, особенно учитывая его нынешнее физическое состояние…
Похоже, Филипп закончил разговор. Несколько секунд он держал телефон в руке, потом поднес его к губам и нажал кнопку.
— София?
— Слушаю! — затрещал ее голос из маленького динамика.
— Мы на мосту, будем на месте через пару минут. Подъезжай к выходу, прием!
— Поняла!
Материк приближался, и Эйч Пи заметил, как поезд замедляет ход.
— Ну вот, Хенрик, мы и прибыли на конечную станцию…
* * *
Мысли по-прежнему беспорядочно вертелись в голове, пока Ребекка шла пешком обратно к арендованной машине.
Петер Глад — не МейБей, если, конечно, они с его сожителем не выдающиеся актеры. Но почему-то она так не думала. Похоже, оба говорили правду, а вся история про Тоббе была рассказана от души.
Кстати, о Тоббе…
Он надул ее. Скорее всего, ему ничего не известно о МейБей, он просто подбросил ей имя Глада, чтобы избавиться от нее тогда, на теннисном корте, пока его сын Юнатан не заподозрил неладное.
Однако ее не покидало чувство, что Тоббе тем или иным образом замешан во всей этой истории.
И дело было не только в том, что МейБей знает об их встречах в квартире Хенке или что некоторые из описанных им событий совпадали с тем, что рассказывал Тоббе. Интернет-преследование набрало обороты как раз тогда, когда она решила порвать с Тоббе. Но сам он точно не МейБей, это она давно поняла. Он просто не умеет так хорошо формулировать свои мысли — ему далеко до мистического блогера. Кроме того, Тоббе не настолько разбирается в компьютерах, чтобы так мастерски оставаться анонимным.
Однако было что-то в самом тоне сообщений — он казался глубоко личным. Словно МейБей знает о том, кто она, и от всей души презирает, даже ненавидит ее.
* * *
Он был в ужасе.
Каким-то образом они выследили его, вели на коротком поводке, проверяя, что же он предпримет. Будь на его месте парень поумнее, он давно бы сбежал. Упаковал свой чемодан и свалил — пусть думают, что он вышел из игры, что он им больше не опасен.
