я их взял в свои, поцеловал и ушёл с ней…
– Меня тоже там ждёт мой молодший Иване… Но перед тем, как мы уйдём к своим родным и дорогим усопшим и станем отдыхать вечно, надо ещё кое-что сделать для землицы родной. Ты за свою Рязань, я за свой Ростов, а все мы – за единую Русь!
Небольшая дружина северных русских витязей стала на пути целого тумена отборных монгольских воинов. Тех, кто покорил необъятный Китай, кто раздавил мощный Хорезм, кто, шутя и пересмеиваясь, разбил половецкую степную державу…
…Со стороны реки Калки стройными рядами надвигалась монгольская конница.
– Уважили, поганые, – усмехнулся Добрыня. – Никак не менее полка…
– Значит, трудно будет промахнуться, – усмехнулся Тимоня Рязанец.
– Но пробить непросто, вишь как щитами прикрылись… Луки на изготовку! – скомандовал Попович. – Бей поганых! – и взмахнул мечом, в сторону противника тучей полетели стрелы.
Несколько десятков нукеров свалились с коней.
Основная масса ускорила движение, охватывая дружину правым и левом крылом тумена.
Второй большой ливень из стрел пролился на фланги.
Монголы на скаку срывали луки с плеч, накладывали стрелы на тетиву и пускали вразнобой, почти не целясь.
Дружинники сомкнули щиты и, ощетинившись копьями, двинулись навстречу, перестраивая свои ряды полумесяцем.
Сшибка получилась яростной и лязгающей металлом. Люди молча убивали друг друга, кони храпели, вырываясь из уздечек, пыль стояла столбом, слепя очи и забивая горло, солнце палило нещадно.
Монголы широким кругом охватывали дружину русичей, медленно, но верно стягивая концы.
– Окружают нас поганые! – крикнул Тимоня.
– В тесноте драться сподручнее! – отвечал Добрыня.
Русичи, осознавая положение, решили отдавать свои жизни подороже: вклинились в монгольскую конницу и сражались на все четыре стороны. Против каждого, включая слуг и щитоносцев, вставало не менее десятка.
Случилась теснота, в ходе которой монголы попытались тщательно, но неспешно – мол, никуда не денутся, – атаковать волнами: наплыв – откат…
Но мощь и боевой опыт русской дружины заставили кочевников менять тактику, стало ясно, с этим противником воевать вполсилы не получится: монголы не выдерживали прямых столкновений «меч на меч» и десятками валились под копыта своих лошадей.
Витязи дрались как одержимые и действовали молниеносно, даже Джебе поразился их умению сражаться и управлять конём.
«Наконец-то достойный соперник, победить которого – великая честь!» – подумал он и ринулся навстречу урусутам, но получил страшный удар дубиной, который смял половину шлема, а самого темника оглушил надолго.
До конца схватки Джебе-нойон оставался вне сознания. Его бережно подобрали и унесли в тыл верные нукеры.
…С той поры среди монголов, даже в самых дальних улусах, долго ходили легенды о том, как сражались «багатуры-урусуты», среди монголов, которые считали, что против них никто, нигде и никогда не устоит, и презирали все встречающиеся народы, их правителей и воителей.
Ещё долго после Калки они шёпотом рассказывали о том, как один урусут дрался с десятком, а десять – с сотней, как долго лучшие нукеры Чингиз-хана не могли их убить…
Как Нефедий Дикун, пронзённый копьём насквозь, срубил сначала стружие, а потом, невероятным усилием дотянувшись, голову торжествующего монгола; как доблестно бился Ставр Годинович, Данила Денисьевич, Миша Поток и все остальные витязи, а с ними щитоносцы и слуги.
Как Иван Данилович – огромный и несокрушимый – орудовал дубиной, которую однажды сам вырезал из лесной коряги, весившей около шести пудов. Обработанная стала вдвое меньше по весу, но крепостью – камень; как отлетали от этой дубины враги по несколько сразу, вопя и устрашаясь.
Как новгородский Вышеслав, великан с лицом, сплошь заросшим густыми чёрными волосами, борода до пояса, а голова безволосая, увидев, что пал израненный его друже Гридя Ладога, и страшно возопив, стал махать своим двуручным мечом так, что многие враги бежали в страхе…
Но пал Вышеслав, пронзённый десятком стрел.
Пал Ставр Годинович и Данила Денисьевич, пал Миша Поток, пал Иван Данилович, пали остальные витязи, слуги, щитоносцы.
Последними вживе оставались только Олёша Попович, Добрыня Злат Пояс и Тимоня Рязанец.
Они давно сражались пешими, давно не походили на самих себя: с головы до пят забрызганные вражьей кровью, они всё ещё махали тяжёлыми мечами, безошибочно и чётко разя наповал.
– Устали, братья? – спрашивал Олёша Попович.
– Ништо, брате! – отвечал Добрыня Злат Пояс.
– Разить врага – святое дело, – скалился Тимоня Рязанец.
Монголов уже было побито так много, что прискакал сам Субедей с изменившимся лицом. Увидев, как сражаются урусуты, он вскричал:
– О великий Сульдэ! Я просил у тебя достойного врага, но не настолько!.. Они просто уничтожают моих багатуров!
И приказал прикончить противника стрелами, потому что нукеры уже страшились приближаться к нему на расстояние удара.
Спиной к спине в густом вражеском кругу стояли три великих русских витязя, принимая в себя тяжёлые монгольские стрелы. И только вздрагивали болью… А когда и она ушла совсем, пали с облегчённым выдохом их натруженные тела, но кисти рук так и разжали рукоять меча.
Опустили монголы свои тугие луки, сочтя силу и бесстрашие русичей истинным проявлением бога войны Сульдэ, и застыли воины в немом почитании достойных противников…
В лагерь Субедей вернулся сильно свирепым.
Тысячникам сказал:
– Урусуты – волчье племя, их надо истреблять под корень!
Пленённым князьям сгоряча велел срубить головы, потом передумал.
– Убейте без крови этих вельмож! – крикнул отрывисто. – Не будет им чести от меня. Честь этой земли только что пала, ничем себя не опорочив, не сдавшись и не вымаливая жизни…
…Они не могли даже наложить на себя крестное знамение, потому что руки были связаны. Князья шептали слова молитв, прося прощения за содеянное. Умирали без крика, без стона.
Очухавшемуся Джебе-нойону Субедей в порыве откровения пожаловался:
– Мне кажется, что меня лично и всё моё войско высекла жалкая кучка урусутов! – И горько посетовал: – Малым числом пошли против моего войска… Для чего? Боюсь, что нам, Джебе, этого не понять никогда! Какая их ждала награда? Ведь урусутские правители трусливы и ничтожны, ты же сам видишь, они не в состоянии оценить настоящую преданность и верность. Тогда во имя чего? Земля? Земли много, вон какая широкая степь, скачи, куда захочешь… Да! Но они теперь на небесах и смеются над нами, потому что истинные багатуры! Они просто заслонили собой убегающих… Понимаешь, эти храбрецы отдали жизни, спасая трусов. Какими словами можно объяснить такое?
Вздохнул тоскливо и безнадёжным голосом прибавил:
– Нельзя с ними воевать, пока понимать не научимся.
Правую руку, сжимающую плеть, Субедей прижал к сердцу, а глаза поднял к небу, словно оттуда сурово глядели на него бородатые урусутские багатуры.
Судорожно глотнул воздух и распорядился.
– Нойон, тела храбрецов надо
