снежинки. Увидав госпожу, он склонился в поясном поклоне и приветствовал её.
– Здрав будь, раб Божий Богдан! Никак беда привела тя сюда в столь поздний час? – произнесла инокиня.
– Да, матушка-государыня. Всем ведомо, что на Москве собор-то порешил. А тут, как тут, литовские ратные люди у Железного Борка объявились. Тятюшку мово – тестя – старосту Сусанина Ивана пояли и пытают о сыне твоем Михаиле. Но тесть мой успевши, меня упредил и в Домнино к табе отправил, дабы уведомить об угрозе. Собирайся, матушка, да с сыном своим беги, спасай государя. Иначе быть беде! – выпалил вестоноша.
– Спаси тя Господь, Богдан! Даст Бог ещё отблагодарю табя и весь род ваш! – произнесла инокиня.
Богдан низко поклонился и попятился к выходу. А инокиня Марфа громко приказала прислуге:
– Немедля запрягайте! Трое саней «одвуконь». Да соберите корма дней на пять-шесть. Мишу мово оденьте и соберите в путь. Да берите с собою тёплое платье, шубы и тулупы, да поболе.
* * *
Мороз крепчал. Редкие снежинки кружились в воздухе. Яркая полная Луна выплыла среди чёрных небес, и дальние, редкие звёзды то там – то здесь явились и заискрились на небосводе. Вотчинный староста Иван Сусанин ехал на передних санях, а вслед ему тянулась длинная колонна конных воинских людей. Сусанин вел польско-литовский отряд числом до двухсот сабель уже третий час по еле видимому, полузанесенному зимнику. Отряд все дальше уходил на восток. Сусанин знал, что впереди Чистая дебрь. Перепутать эти места с другими было невозможно. Иван знал про эту дебрь с детских лет. Страшные были это места, ибо там безследно пропадали люди, лошади, коровы с телятами и даже овцы. В тех местах не водился ни дикий зверь, ни лось, ни олень, ни кабан,
Сусанин видел, что увёл литву и ляхов вёрст на пятнадцать в сторону от Домнино. Зимник сам собою закончился и начался довольно крутой и длительный спуск вниз. Литовские ратные заволновались.
– Куда ведёшь, староста? Дорога уходит в низ, в густые леса, – с недоверием и вызовом обратился к Ивану доспешный шляхтич.
– Веду вас самым кратким путём, а путь этот лежит через тот лес, – отвечал Сусанин и указал рукой на бескрайний лесной массив, раскинувшийся в огромной котловине. – За тем лесом – Домнино, – добавил он.
Услышав эти слова, шляхтич кивнул головой и отправил своего служку назад – по следу за подкреплением. Когда же спустились они уже в низину и пошли лесом по еле заметной просеке, Иван стал истово и тихо молиться. Через час пропала и просека. Небосвод закрылся тёмной пеленой, спрятавшей Луну и звёзды. Густой снег сыпал с неба, заметая следы. Верно, Господь услышал молитвы верного раба Своего.
Сколько времени вёл ещё раб Божий Иоанн литовский отряд через дебрь не известно. Что случилось потом, не знает никто, потому, что ни вотчинного старосту Сусанина, ни литовских ратных людей, ушедших по зимнику в лесную топь никто уже более не видел. Все ушедшие туда снежной февральской ночью не вернулись назад. Сильный февральский снегопад полностью замёл следы польско-литовского отряда, ушедшего в Чистую дебрь.
* * *
Юрлов с кучкой храбрецов прискакал в деревню Селище ранним февральским утром. Здесь он разведал, что польско-литовские отряды уже рыскают в окрестностях Железного Борка, Головинского и Сумарокова. Сельский батюшка, приехавший из Спас-Хрипелей поведал, что литовских ратных видели даже близ Домнино. Юрлов немедля поторопился, чтобы поднять в дорогу уставших соратников, седлать коней и запрягать сани, которые были уже заранее приготовлены. И вдруг сторожевой казак принёс весть, что со стороны деревни Сокирино движется небольшой санный обоз. Юрлов немедленно послал сторожу в разведку к обозу. Каково же было его удивление, когда через полчаса сторожевой принёс ему известие, что обоз идёт из Домнино.
Вооружённый отряд под рукой Юрлова встретил обоз на околице деревни Селище. Подъехав к возу, где сидела инокиня Марфа, Юрлов сошёл с коня, снял папаху, кланялся в пояс государыне, назвал ся и поведал ей, что направлялся в Домнино, дабы охранять государя и государыню-мать и вывести их в Кострому, в Ипатьев монастырь, «береженья для от ратных литовских людей».
Инокиня Марфа внимательно выслушала Юрлова, пристально посмотрела на него, и, наконец, изрекла, что благодарна ему за старания, и ныне принимает служение его.
* * *
Ясным морозным полднем в 20-х числах декабря 1916 года Сергей Дмитриевич Шереметев и его собеседница прогуливались по Пятницкой в Москве, обсуждая последние события, взволновавшие весь Петроград и эхом отозвавшиеся в первопрестольной. Ветви деревьев одел иней, пушистый снег укрыл улицы и крыши домов. Лёгкий морозец румянил щеки даме, пощипывал за кончик носа и уши.
– И что же, граф, вы не верите в то, что Распутин был действительно убит? – спросила собеседница, стряхивая снежинки с воротника из писца.
– Мадам, я точно знаю одно – дискредитация старца была преднамеренной и целенаправленной. А настоящий старец Григорий, возможно и жив, – отвечал Сергей Дмитриевич.
– А зачем нужно было дискредитировать «старца» как Вы его называете?
– Дискредитация Григория Распутина – вопрос политический, ибо это – дискредитация монархии!
– Да, это убедительно! Но тогда, где же сейчас истинный Григорий Распутин? – с нескрываемым интересом задала вопрос дама.
– Я, думаю, старец был заранее предупреждён о покушении. Тем более, что одно покушение на него уже было совершено в 1912 году. А сейчас, когда, очередное «покушение» якобы состоялось, ему не остаётся ничего, как укрыться где-нибудь в отдалённом уголке Сибири или вообще оставить Россию, – отвечал граф.
– Укрыться и «похоронить» себя в Сибири после такой карьеры в столице и при дворе? – спросила собеседница.
– А почему бы и нет?! Распутин – старец, ведёт монашеский образ жизни. Сибирь – самое место для таких.
– С Распутиным всё далеко ещё не ясно. Но хотелось бы представить более явные примеры, – отметила собеседница.
– Многие выдающиеся люди России смогли найти в Сибири достойное себе место, дело по плечу. Вам возможно приходилось слышать о некоем загадочном старце Фёдоре Кузмиче, подвизавшемся в Сибири. Ряд исследователей сообщает об обширной переписке, которую вёл Фёдор Кузьмич. В числе его корреспондентов называют барона Дмитрия Остен-Сакена, в имении которого в Прилуках в Киевской губернии долгое время якобы хранились письма старца, но затем они бесследно исчезли. Также сообщается о переписке Фёдора Кузьмича с императором Николаем I, которая велась с помощью шифра. Получив известие о смерти императора, старец заказал отслужить панихиду, на которой долго молился со слезами. На эту тему интересны исследования П. Н. Крупенского, которые он пытается обобщить в книге: «Тайна императора (Александр I и Федор
