хвастаться успехами и победами. Вот прямо сейчас вернусь и расскажу, как я счастлива, что выступила!
— Карин, ты меня не слышишь?
— М? Извини, Берт. Я задумалась, — как много я пропустила?
У Берта появляется очень неприятная усмешка.
— Теперь понимаю, как ты ухитряешься не видеть очевидно. Это слишком глупо даже для женщины.
— Что?
Берт кривит губы.
В прошлой жизни эту свою сторону Берт показывал мне всего пару раз незадолго до развода.
— Ты идиотка, Карин. Ты думаешь, что ты успешно выступила? Открой глаза! Ничего подобного.
— Да-да, ты считаешь моё исполнение воем.
Одолжение было лишь предлогом, чтобы выманить меня и наговорить гадостей?
Не знаю, чего Берт добивается, но я зря согласилась на разговор.
— Считаю, но я тебе совершенно не об этом, Карин. Вернись на сцену и спустись в зал.
— Зачем?
— На каждом кресле, начиная со второго ряда, ты увидишь горстку белого порошка. Это ни что иное, как распавшиеся косточки. Кроме той дамы, мальчишки, твоих родителей и меня, у тебя не было ни одного зрителя. Тебе аплодировала нежить, которую некромант в такт ударам по клавишам дёргал за незримые верёвочки. Какой успех? Твой Дан обманул тебя как самую доверчивую идиотку.
Вот и объяснение странностям, которые я заметила.
Чувствую ли я себя обманутой или огорчённой? Нет… Скорее, я впечатлена тем, как Дан постарался сделать мне приятное. Не стал осуждать, отговаривать, а просто взял и исполнил мою мечту, пусть и своеобразно.
Проснуться и узнать, что мне пора на сцену, во сто крат лучше, чем проснуться и оказаться кошмарных воспоминаниях. Благодаря Дану эльфийская трагедия подёрнулась дымкой забытья и кажется далёкой-далёкой.
— Берт. Кем были зрители не имеет никакого значения, потому что Дан выкупил все до единого билеты. Так называемая “правда”, на которую ты попытался открыть мне глаза, пустышка.
— Пустышка?!
— Разве нет? Концерт при полном зале состоялся, и я еду покорять столицу. Я буду выступать, кем бы ни были мои зрители.
— Идиотка.
— Дан призвал костяных призраков, чтобы меня порадовать. Ты же тычешь мне “правдой” в лицо, чтобы огорчить. Не вышло. Но всё равно я от души пожелаю: прах побери тебя, Берт.
Рассмеявшись ему в лицо, я возвращаюсь в гримёрку, ловлю на себе внимательные, настороженные взгляды и… растягиваю губы в неискренней улыбке. Мне резко расхотелось сладкого, а кофе я выпью у Дана на стеклянной террасе, когда мы будем наедине. С родителями я увижусь, но позже, когда буду готова.
Я благодарю их всех за то, что пришли и поддержали меня. Я благодарю родителей, благодарю Мэри и Марка. И даже для Берта у меня находится тёплое слово. Почему бы и нет? Целый час он страдал, наблюдая за моим концертом. Слух он сберёг берушами, но ведь сидел, терпел, ждал, а гадость не удалась.
Не благодарю я только Дана. Я поворачиваюсь к нему и протягиваю руку.
Дан ловит мои пальцы в свои, наклоняется, целует запястье:
— Карин…
— Как насчёт того, чтобы прямо сейчас отправиться на репетицию моего следующего концерта? — беззаботно предлагаю я. Это всего лишь предлог, чтобы уйти.
Дан меня понимает:
— Конечно, — легко соглашается он.
— Дочка?
— Мам, пап, увидимся завтра! Мэри, Марк, до завтра. Берт… прощай.
Дан подхватывает меня под руку.
Наш уход похож на бегство, но мне всё равно. Я переплетаю наши пальцы и искренне наслаждаюсь мгновением. Я не сомневаюсь — я нравлюсь Дану как девушка, иначе бы он не смотрел на меня влюблёнными глазами.
Почему я не замечала?
Мы спускаемся к боковому выходу, и Дан вдруг останавливается в шаге от двери. Я чувствую его нерешительность. Дан поворачивается ко мне лицом.
Мы наедине…
Неужели Дан меня поцелует? От предвкушения и восторга у меня перехватывает дыхание, когда Дан опирается свободной рукой о стену сбоку от моей головы. Дан меня не удерживает, я не чувствую себя пойманной в ловушку.
Дан медлит и…
Не целует.
— Он… рассказал тебе? — хрипло спрашивает Дан, ломая всю романтику.
Кто? Что? О чём?
— Про нежить в зрительном зале? — уточняю я.
— Значит, рассказал.
— Дан, — усмехаюсь я, — если ты хочешь, ты можешь продолжать выкупать билеты. С чего бы мне возражать?
Я говорю полувсерьёз, полушутя. Я не думаю, что Дан действительно станет выкупать билеты, а если станет, то я попрошу этого не делать. Сегодня Дан сделал мне подарок, но в будущем не важно верит он в меня или нет, я исполню свою мечту. Важно, что Дан, я уверена, будет рад.
Я приподнимаюсь на цыпочки и с невесть откуда взявшейся решительностью первой касаюсь губами его губ. Дан отвечает на поцелуй и вдруг подхватывает меня на руки, крепко прижимает к себе. Я смутно осознаю, что сперва мы целуемся на крыльце, потом Дан, не прекращая целовать, выносит меня на улицу. Кто-то открывает и закрывает для нас дверцу, экипажа, мы оказываемся в салоне одни.
И я тянусь, чтобы расстегнуть ворот его рубашки.
Эпилог
Вечер в столице. Я сижу на балконе, любуюсь закатом и как веером обмахиваюсь белой карточкой из очень плотной бумаги. По краю вьётся растительный орнамент — каждый листочек выписан с удивительной тщательностью, и я подозреваю, что у меня в руках работа художника, а не печатный оттиск.
— Госпожа, — негромко окликает горничная. — К вам Марк с гостьей.
— Да? Проси.
Казалось бы, в доме Дана я по-прежнему гостья, но слуги почему-то относятся ко мне почти как к хозяйке.
Да, у нас с Даном закрутился сумасшедший роман… Он избавился от “ментальной занозы”, я в этой жизни просто безумная сама по себе. Не могло быть иначе — полыхнула феерия. Но всё равно отношение слуг меня удивляет, особенно в те моменты, когда мне начинает казаться, что наш роман не продлится долго, и от этого хочется наслаждаться каждым мгновением ещё острее.
— Добрый вечер, госпожа!
— Добрый вечер, Марк, — сегодня мы виделись только утром, да и то мельком. — Как встреча с Кэрри?
— Она учится и счастлива. Госпожа, я взял на себя смелость пригласить вашу кузину…, — он неловко кланяется и, пятясь, выходит.
Кроме молчаливой горничной, на балконе остаётся молодая женщина с короткой стрижкой. Одета модно, щеголяет клетчатой юбкой до колен точь-в-точь как приглянувшаяся мне.
Я поднимаюсь навстречу.
Женщина мне не знакома.
— Я Эмилен, — с улыбкой представляется она.
