на окраине Асгарда во второй раз. Я изнывала от любопытства и беспокойства, однако серьёзный и строгий Хакан, а также его верный и сдержанный спутник не отпускали меня от себя ни на шаг, а сами шли чинно, размеренно. Я готова была заплакать от нетерпения, но выбора у меня не оставалось.
Хакан оказался одним из наиболее приближенных к повелителю слуг, я бы даже сказала доверенных лиц, если бы только Локи доверял кому-нибудь до конца. Выше него в глазах господина стоял, пожалуй, только предводитель стражи огненных чертогов — воин ещё более холодный, суровый и неприступный, нежели сам Хакан. Его я видела не более двух раз. Не подлежало сомнению, что больше всего в девяти мирах Хакан дорожил расположением переменчивого бога обмана. И, разумеется, подчинялся исключительно его приказам. И хотя присматривать за своенравной девчонкой — пусть даже и госпожой — ему было столь же не по душе и не по званию, сколь и мне нежеланно находиться в его обществе, к своему поручению мужчина подходил с небывалой ответственностью. У меня не было ни единой возможности сбежать или уклониться — стражник неизменно был рядом, пусть и почтительно держался немного позади меня. Приходилось смириться со своей судьбой.
Мне всё же было безумно интересно, что же так сильно всполошило лёгких нравом асов этим утром, что могло прийти в голову Локи, чтобы он покинул золотые палаты в самый ранний час. Его слова свидетельствовали о том, что хитрец, по меньшей мере, догадывался о том, кто явился к стенам Асгарда, а тон — о том, что незваный гость может быть в равной мере определённой угрозой и досадной неприятностью. Или может привести за собой вслед ту самую пресловутую угрозу. Каково же было моё удивление, когда, наконец пробравшись сквозь столпотворение вместе со своими неторопливыми спутниками, я увидела… Девушку-великаншу.
Воительница на белоснежном коне стояла у самых стен Асгарда, яростно подняв вверх длинное копье в непримиримом немом вызове хозяевам города. Она была по-своему красива, даже величественна. Казалось, всадница выточена из белого камня и льда — столь светлой и мертвенно-бледной была её кожа, столь холодно смотрели серо-голубые глаза, столь правильны были черты лица, не тронутые веянием жизни, никаким чувством. Даже гнев её казался деланным, неискренним. Серебристо-белые прямые волосы незнакомки, словно припорошённые снегом, о котором мне доводилось только слышать, стелились по плечам и зябко кутались в мех откинутого на спину широкого капюшона. Взор у неё был колючий, цепкий и отстранённый, словно у рыбы, а не дочери турса. При одном взгляде на незваную гостью становилось прохладно и бессознательно хотелось неуютно повести плечом, выйти на солнце или к огню, согреться.
Красивая молодая женщина была одета в белые меха, а иней ещё не успел растаять на её светлых ресницах, и становилось ясно, что странница прибыла издалека. Из-под тёплой одежды кое-где проглядывала тонкая серебристая кольчуга, сверкая на солнце, словно забытая рыбацкая сеть. Очевидно, воительница прискакала к стенам Асгарда с недобрыми намерениями, однако она сумела преодолеть Биврёст, и жаркий алый огонь, защищавший обитель богов от чужестранцев, не тронул её. Это означало только одно: Хеймдалль пропустил великаншу. Почему? Этот вопрос вызывал у меня не меньшее недоумение, чем внешний вид и само присутствие необычной гостьи.
Я взглянула на стража моста. Глаза высокого аса смотрели на незнакомку спокойно, однако ладонь его лежала на рукояти меча, готовая в любое мгновение ловким умелым движением выхватить его из ножен, чтобы принести недругу бесславную гибель. Едва уловимый звук занесённого над головой копья, разрезавшего воздух, привлёк моё внимание к Тюру. Бог войны был силён и коренаст, диковинные тёмные, словно вороное крыло, волосы хлестали мужчину по глазам, таким же тёмным, но живым и внимательным. Испещрённое шрамами лицо непримиримого аса оставалось почти безмятежно, сосредоточенно. Острие копья смотрело прямо в грудь нежеланной гостьи, и я не сомневалась ни минуты: если Тюр позволит ему сорваться с крепкой ладони, незнакомка падёт замертво со своего коня. Бог войны не промахивался вне зависимости от выбранного оружия — любым он владел безукоризненно даже одной-единственной оставшейся рукой.
На несколько долгих мгновений у стен Асгарда повисла напряжённая мёртвая тишина, казалось, воздух сделался таким густым, что в пору было задохнуться. Всё вокруг замерло: асы, готовые к бою, несгибаемая великанша, полная безмолвной ярости, птицы, остановившие свой лёгкий полёт в далёких небесах. Локи не торопился спешиться с коня и, склонив голову вбок, с неким любопытством рассматривал воительницу оценивающим взглядом. Лицо его было невозмутимо, однако глаза смотрели холодно, серьёзно, с презрением, переходящим в брезгливое пренебрежение. Жизнь вернулась в Асгард, только когда за спинами асов раздались тихие мерные шаги. Обитатели города почтительно расступились перед своим владыкой. Приблизившись к богу войны, Один мягко опустил его руку с занесённым копьём в примиряющем жесте, после чего вышел вперёд и пару минут изучал пристальным взглядом красивую всадницу.
— Что привело тебя к стенам Асгарда, дочь турса? — наконец, грозно произнёс Всеотец, вскинув голову и внимательно вглядываясь в ожесточённое лицо воительницы. Тёмно-синий плащ развевался на ветру, в ладони отец асов сжимал копье, внушавшее трепет как богам, так и великанам, а надетые поверх обычных одежд сияющие кольчуга и шлем в виде головы орла ясно свидетельствовали о готовности Одина принять не только мирный исход неожиданной встречи. Глаза аса недобро сверкнули.
— Меня зовут Скади, владыка Асгарда, — хорошо поставленным голосом решительно отвечала Одину смелая девушка, — я дочь великана Тьяцци! Я пришла, чтобы отомстить за смерть отца! Пусть его убийца выйдет вперёд и сразится со мной, если только у него хватит храбрости! — в рядах асов пошли пересуды и тихий смех: как бы великанша ни была сильна или отважна, любой среди асов легко положил бы конец её жизни. Я перевела взволнованный взгляд на мужа. Ни один мускул не дрогнул на спокойном красивом лице, Локи только легко спрыгнул с коня на землю.
— Нам нет нужды воевать с тобой, Скади, дочь Тьяцци, ибо твой отец не был убит, а погиб по вине собственной неосторожности, — Всеотец говорил размеренно, убедительно, и, не удержавшись, я перевела на него взгляд удивлённых глаз. Ведь, по сути, это была неправда: мудрый ас заманил яростного Тьяцци в ловушку, а Локи свершил свою месть, расправившись с ослабевшим врагом. И хотя в гибели великана, несомненно, была и его собственная вина, руки асов не остались незапятнанными кровью. Но слушая внушающий доверие голос отца ратей, даже я сама начинала верить его словам, хотя лично присутствовала при страшном событии. — А раз так, то
